Мой (ЛП)

— Пользуйся ей, — шепчет он.

Могу предположить, что Мелани умерла бы, дай ей мужчина кредитку, но я не хочу заниматься шопингом или чем-то еще. Я не хочу... ничего, кроме своей жизни. Я хочу, чтобы с нашим ребенком все было в порядке. Я хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу свою новую жизнь, в туре, рядом с ним.

— Брук, — предупреждает он, и я чувствую, как вкладывает карту в мою ладонь. — Я хочу видеть траты. Ежедневно, — предупреждает он.

Реми смотрит на меня сверху вниз, улыбаясь одним уголком губ, его черные волосы взъерошены больше обычного, а подбородок темнее этим утром, потому что он не брился, и как вообще можно любить кого-то так сильно, что это испепеляет изнутри? Мне нравится, как его густые ресницы контрастируют с голубыми глазами и идеально прямыми бровями. Люблю его лоб, скулы и волевой подбородок, и рот, которому удается выглядеть полным и мягким, и в тоже время твердым и сильным.

Подняв руку, я пробегаюсь кончиками пальцев вдоль квадратной линии его подбородка.

— Когда я вернулась, то пообещала, что больше никогда тебя не покину.

— Я себе поклялся, что больше никогда не позволю тебе уйти. Чего ты еще ждешь, чтобы я сделал? — его глаза темные и измученные, и я знаю, что он не спал.

Он бодрствовал всю ночь, сжимая и разжимая свои кулаки, когда спрашивал, не чувствую ли я какую-нибудь боль. Да, я чувствовала. Я чувствовала, как колет в сердце, и говорила, что судорог нет. Он вернулся в постель, чтобы прижать меня ближе, целуя меня так, словно хотел поглотить. Я помню каждое движение его языка на моем. Тепло его дыхания на моем лице. Помню сколько раз он разрывал поцелуй, касался губами моего лба и исчезал в ванной.

И все потому что нам не разрешили заниматься любовью.

Поэтому нашу последнюю совместную ночь мы провели просто целуясь. А те несколько раз, когда он принимал холодный душ, я плакала в подушку.

Теперь он заправляет выбившиеся пряди волос мне за уши и смотрит мне в глаза.

— С нами все будет в порядке, маленькая петарда, — шепчет он мне. Затем пробегается взглядом по моему телу и накрывает живот ладонью. И этот жест заставляет мое сердце сгорать от любви. — Мы справимся, — он нежно гладит меня сквозь хлопковую футболку, смотрит на меня сверху вниз своими голубыми глазами, полными нежности. — Правда?

— Конечно, — произношу я, чувствуя внезапный всплеск решимости. — Это всего лишь два месяца, так?

Он щелкает меня по носу.

— Так.

— Мы ведь можем общаться и другими способами.

— Абсолютно верно.

Поднявшись, я упираюсь лбом в его плечо, а он обнимает меня за талию, пока я массирую его мышцы.

— Давай своему телу отдохнуть. Натирайся льдом после тренировок. И хорошо разминайся.

Он зарывается лицом мне в шею и притягивает ближе. Мы оба глубоко вздыхаем, пытаясь впитать запах друг друга. Рукой он сжимает мое бедро и тотчас лижет шею, его голос звучит гортанно, когда он рычит мне в ухо:

— Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось, Брук. Не могу. Мне надо отвезти тебя домой.

— Я знаю, Реми, знаю, — пробегаюсь пальцами по его затылку, потому что он очень подавлен. — С нами все будет в порядке, с нами тремя.

— В этом и весь смысл.

— И, как ты сказал, мы справимся. Мы действительно справимся.

— Черт, конечно, справимся.

— Ты вернешься еще до того, как мы успеем загрустить или соскучиться друг по другу.

— Верно. Я буду тренироваться, а ты отдыхать.

— Ага.

Когда мы замолкаем, то просто сидим рядом, обнявшись, и я буквально слышу, как тикают, убегая, минуты, словно маленькие негодяйки, намеревающиеся разрушить мою жизнь. Ремингтон снова вдыхает мой запах, будто хочет насытится им настолько, чтобы продержаться два месяца. Почти отчаянно, я делаю то же самое, вдыхаю его аромат и закрываю глаза, чувствуя под своими пальцами мышцы его плеча, которые становятся тугими и напряженными и я снова их массирую.

— Я оставила немного масла арники в твоем чемодане. На случай, если у тебя возникнет боль в мышцах.

— У тебя до сих пор кровотечение? — тихо спрашивает он, и когда я киваю, притягивает меня ближе, усаживая на свои колени, что позволяет мне прижаться теснее, упершись носом в его подбородок.

— Каждый раз, когда начинается судорога, мне кажется, я теряю его.

Он гладит рукой мою спину и прижимается губами ко лбу.

— Я знаю, что тебя будет убивать отсутствие возможности бегать. Но постарайся ради меня не вставать.

— Это не настолько сильно убьет меня, как потеря нашего ребенка, — шепчу я.

Я бегала всю свою жизнь. Но сейчас я боюсь даже ходить из-за страха, что снова начнутся судороги и мое белье станет красным. Клянусь, если я не смогу удержать ребенка мужчины, которого люблю, не знаю, что буду делать, но я не могу, просто отказываюсь терять этого ребенка.

— Твои родители знают, что ты приедешь? Или сестра?

— Я сказала им, что приезжаю, но о нас они пока не знают. Я приберегла новость, чтобы сообщить им при встрече. Только Мел и еще две мои лучшие подруги знают об этом.

Он откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня: