Когда мы оказываемся на нужном этаже, Инга уже стоит в дверях. Одета в те же джинсы и бежевую блузку, что сегодня утром. Сложила руки на груди и смотрит на нас вопросительно. При этом ни грамма вины в лице, это ж надо, какая выдержка.
Замечаю, как она возмущенно сводит брови у переносицы, и меня кроет окончательно.
— Как у тебя совести хватило? — спрашиваю, глядя ей в глаза. — Приходишь ко мне с блинами, заявляешь, что не сходилась с бывшим… А я в этот же день встречаю его у твоего подъезда с ромашками. Нормально это, а?
— Инга! — охает Островский, — Зачем ты ходила к нему с блинами? Лучше бы пришла ко мне, я бы оценил…
Смотрю на этого прыща на ровном месте и диву даюсь. Как увидел Ингу, тут же приосанился, осмелел, гордо держит свои ромашки. Наверное, думает, что я при ней не вытру им пол… Это он зря.
Островский тем временем продолжает:
— Милая, ну скажи ему, что у нас чувства…
Он протягивает ей ромашки.
Но Инга за цветами не тянется. Ее выражение лица неуловимым образом меняется, она больше на меня не смотрит, сосредотачивает внимание на бывшем муже и говорит с ошалевшим видом:
— Какие чувства? Ты о чем вообще?
— Известно, какие, — заявляет Островский с невозмутимым видом, снова прижимает ромашки к себе. — Большие чувства! Я как получил от тебя сообщение, сразу понял, они есть!
— Да, Инга, — выступаю вперед. — Скажи нам обоим, к кому у тебя какие чувства…
Глаза Инги круглеют в момент, она смотрит сначала на меня, потом на Островского и снова на меня.
— Сейчас скажу, — с этими словами исчезает в квартире.
Стою жду, очень уж интересно, чем закончится этот цирк. Островский тоже ждет, с надеждой поглядывает на дверь.
Инга очень скоро появляется и держит в руках… сковородку!
— А ну, иди сюда, гад такой! — кричит она на бывшего мужа.
Тот пятится к лестнице, держит цветы на изготовке, будто собрался ими защищаться, и пищит:
— Эй, ты чего? Совсем с катушек слетела?
Норовит сбежать, но не успевает. Инга преграждает ему дорогу и замахивается сковородкой, говорит строго:
— Быстро рассказывай Жоре, как ты вломился в мою квартиру полгода назад с вещичками! Ну?
И так уверенно говорит, будто это правда.
Наблюдаю за тем, как Островский нервно сглатывает и выдает:
— Инга, я же для нас старался! Семью нашу спасал…
— Нет никакой семьи! — шипит она. — И не было с тех пор, как ты ушел от меня к Вере! Уясни это себе уже…
Ее возмущенный вид наводит на мысль, что она все-таки не врет.
Так… Это что же получается… Ничего не пойму.
— Подождите, — выставляю вперед ладони. — Инга, объясни мне по-человечески, пока я был в Китае, ты сходилась с Островским или нет?
— Нет! — качает она головой.
— Тогда каким макаром я встретил его у тебя в квартире? У него были ключи! С женским брелоком, явно ты дала…
— Ничего я ему не давала! — пыхтит она с воинственным видом. — Он их спер, когда уходил от меня к своей любовнице с вещами. А потом забрался в мою квартиру без моего ведома, и в этот момент ты его там застукал. Вот как все было! Теперь тебе все понятно?
Нет, мне непонятно, причем совершенно.
Как можно залезть в квартиру к женщине и говорить, что у тебя с ней отношения?
Как можно всем вокруг наврать, что ты сделал ей предложение и вы скоро поженитесь, когда это и близко не так?
Как можно вообще думать, что бывшая жена к тебе вернется, когда ты унизил ее изменой и ушел к другой?
Это все не вяжется у меня в голове, и объяснить это можно только одним — у Островского, по всей видимости, поехала крыша.
Но главное я все-таки ухватил — не стала бы Инга махать перед этим тараканом сковородкой, испытывай она к нему хоть что-то, кроме ненависти.
Его готова гонять сковородкой, а вот мне принесла блины. Что называется — почувствуйте разницу.
Значит… я — ревнивый баран.
— Инга, ты все это серьезно сказала? — спрашиваю с надрывом.
Она смотрит на меня выразительно, кивает.
В этот момент внутри меня что-то ломается, трансформируется. И я больше не чувствую к ней никакой злости, обиды, все это уходит. Инга снова кажется мне самой милой, самой прекрасной женщиной на земле, и внешность тут ни при чем.
— Царица моя, — говорю внезапно охрипшим голосом. — Иди домой и жди меня, я скоро вернусь…
— Инга, не уходи! — пищит Островский.
Как и в прошлый раз, она смотрит то на него, то на меня, чуть заметно кивает мне и исчезает в квартире.
А я снова хватаю Островского за шиворот.
— Какого хрена ты, мразь, мне тогда наговорил?
Трясу его, как грушу, а он пищит испуганным голосом:
— Я в полицию позвоню…
— Если будет чем звонить, — говорю с издевкой.
С этими словами тащу Островского к лестнице. Как под конвоем веду на первый этаж. А он настолько рад, что я его отпустил, что перепрыгивает через две ступеньки, стремясь как можно быстрее попасть к выходу.
Когда спускаемся на первый этаж, он спешит к двери, но не успевает улизнуть.
Я хватаю его сзади за шею.
— Отпусти, — жалобно пищит Островский. — Больно…
— О, это еще не больно, — скрежещу зубами. — Слушай меня, таракан помойный. Если ты еще раз хоть на километр к Инге подойдешь, я тебе сломаю ноги. Буквально! Ты хорошо меня понял?
— П-п-понял… — отвечает он, заикаясь.