Мой любимый граф

Молодец, Дженни! Такая хорошая девушка. Я удивилась, когда узнала, что ей всего лишь шестнадцать. Меня ждала горячая вода и чистое полотенце. На днях мы перебрали вещи, что принесла Грета (женщина позволила её себя так называть наедине). Посмеялась над длинными панталонами с кружевами. Но оценила тонкую, приятную на ощупь ткань. Понравился укороченный корсет: он хорошо держал грудь и выглядел красиво. С любопытством ребёнка (а кто бы меня осудил?) мерила платья. Этот стиль я знала. Называется «ампир».

«Господи Боже мой! Я попала во времена Наполеона Бонапарта. Времена Наташи Ростовой, Пьера Безухова. Умереть не встать!»

Моему восторгу не было предела. Никаких тебе пачек, проволочных конструкций под юбкой, выдавливающий из тебя внутренности и жизнь вместе с ними, корсеты. А красивые лёгкие платья с завышенной талией, пояса из лент, струящаяся по телу ткань. Муслин, батист, кружева, тонкая, почти прозрачная шерсть. Ещё что-то, чего я не знала. Чулки, шали, накидки, обувь.

– Вы кого-то ограбили, Грета? – спросила я, облачившись в очередное платье изумительно красивого карминного оттенка, когда мы остались одни и убедившись, что за дверью никто не подслушивает.

– Нет. Это леди Пэмбрук, матери Генри.

– О! Тогда надо всё это вернуть скорее на место. Вряд ли хозяин этого дома будет рад видеть вещи своей матери на практически чужой женщине. Честно говоря, я лучше бы приобрела ткань и пошила сама себе платье. Тогда можно было бы не бояться, что это кому-то не понравится или меня посчитают мошенницей или воровкой.

– Я не думаю, что Генри так с тобой поступит. Он хороший мальчик, – мадам Фаррел протянула следующее платье.

– Да уж. Я и так назвалась его женой. Как вы думаете, сколько мне за это дадут? Или отправят в сумасшедший дом? Ведь маму Лиззи считали умалишённой? Из-за этого она оставалась в монастыре?

– Не говори так, Мария. Не надо. Она не была сумасшедшей. Слишком чувствительной? Нет. Эмоционально ранимой? Скорее, да. И очень нетерпеливой. Тяжёлая беременность, не менее тяжёлые роды привели к печальному финалу.

– А этот Генри, он не мог присмотреть за ней? Ведь сочетались браком? Жена всё-таки.

– Я же говорю, он хороший мальчик. Не скажу, что она ему не нравилась. Иначе откуда взяться Лиззи? Но то, что случилось – это не совсем вина лорда. Они познакомились на балу. Кэтрин не должна была там быть. Не думай, отец Кэтти был из благородных. Только вот она была рождена не в браке. Её отдали мне на воспитание. Я тогда уже овдовела, у меня не было ни денег, ни дома, ни детей. Я убежала из дома с офицером и сочеталась с ним в браке в Шотландии. В Грета-Грин. Мне было семнадцать, и я не могла выйти замуж без разрешения родителей. Мы прожили счастливую жизнь. Если хочешь спросить, скучала ли я по родителям, то отвечу, что нет. У них и без меня была большая семья. Я недавно ездила в Дартмур. Родителей давно нет, а семейство процветает. Я там не нужна, – женщина печально вздохнула. – Меня, наверное, Бог наказал за непослушание, хоть и подарил хорошего мужа. Я не имею детей. После смерти Дэвида металась по Англии, навязывая своё общество компаньонки. Но кому нужна молодая красивая женщина рядом? Никому. И вот подвернулся случай – мне предложили присмотреть за ребёнком. За это я получала дом и содержание до конца жизни. Крошка была такой прелестной, что я согласилась бы и так. Но мне надо было на что-то жить и воспитывать девочку. Кэтрин выросла внезапно. Расцвела, как роза. Не знаю, как и что произошло между молодыми людьми, и вряд ли это нужно, Кэтти уже не вернёшь. Но есть несчастный Генри, которого не простил старый граф, есть Лиззи, без матери. Они должны быть счастливы.

– А как же Кэтрин? – спросила я, впечатлённая грустной историей.

– Её нет. Она умерла.

– Почему вы в этом уверены? Она же в монастыре. И откуда бумаги? – уже догадываясь, спросила я.

– Я сама была на её похоронах, привезла бумаги и хранила их для Лиззи.

– Грета, а Генри знает, что вы воспитали его жену? Или она это скрывала?

– В том-то и дело, что скрывала. Но представилась именем своего настоящего отца.

– Понятно. А мать Кэтрин, она жива? – спросила я.

– Нет. Я узнавала. Она умерла сразу после родов. У неё были слабые лёгкие. И отец её погиб на охоте. Так что она была полной сиротой.

– Какая печальная история. Простите, если нечаянно задела ваши чувства.

Пока я одевалась, прокручивала в голове этот непростой разговор, состоявшийся на следующий день после моего появления здесь. Единственное, о чём я не спросила, это как малышка попала к Генри в дом. И почему она доверилась мне?

Хотя, это и не важно. Главное, что он знает, что это его дочь. А то, что доверилась мне – кто его знает? Может, устал человек держать всё в себе.

Я надела голубое платье, а сверху накинула мамину шаль. Ноги обула в атласные туфли на толстой подошве. Их пришлось привязать к икрам атласными же лентами. Шёлковые чулки держались на подвязках.