- Нет, Матиас, не хочу. Ни целовать сама чью-либо руку, ни заставлять целовать свою руку. Меня интересует сам вопрос, его смысл. А ты умный, легче у тебя спросить, чем сидеть в библиотеке.
- А, - выдохнул он, - если ты только в плане самообразования спрашиваешь. Тогда слушай дальше. Для мужчины такое требование жены, конечно, унизительнее. Он признает не только, что менее родовит и обеспечен, он признает свою покорность воле жены. Я не знаю ни одного мужчины, что добровольно пойдет на такое. И ни одна женщина так отца своих будущих детей не унизит.
Конечно, леди Вэрд Тиму детей рожать и не собиралась.
- А если посторонний человек требует…? - Хотела выяснить для себя, чего же хотел добиться мастер Румель.
- Поцелуй руки – это публичное унижение в любой ситуации. Потому что человек сам совершает это действие, признает свою несостоятельность или ничтожность. Странно, что ты, Сафира, это не знала.
- Я много чего не знаю. Но я учусь. – Решила думать, что мастер Румель просто хотел испытать меня. Или проверить, на что я готова пойти ради этого кастета.
Мы с Матиасом, также спокойно разбирая некоторые вопросы по артефакторике, дошли до Академии, он не хотел заходить и передал мне мою коробку конфет, и мы простились возле двери.
- Подумай еще, Сафира. Я буду тебе хорошим мужем. – Я провожала взглядом уходящего мужчину и жалела, что на этом наша дружба закончилась.
Возле моей комнаты стояли коробки из ателье, пришлось занести их внутрь и запихать под стол. И как бы Сафа не возмущалась, что под столом табуретки стоят, и для коробок там нет места, я все равно не стала сейчас их распаковывать. Чтоб Сафа немного помолчала, положила ей шоколадную конфету из подаренной Матиасом коробки и сходила проверить у секретаря, не было ли мне новых посланий.
Когда выяснилось, что больше мне писем никто не писал, я, переодевшись в пижаму, почти до часу ночи читала конспекты и спать легла только когда глаза сами стали слипаться. Поэтому и не сразу услышала, что ко мне в комнату стучат. А когда услышала долго не могла встать, потому что тело отказывалось принимать вертикальное положение.
Наконец, я дошла до двери и, схватив за дверную ручку, облокотилась на косяк и спросила, надеясь что мне не ответят:
- Кто там?
С другой стороны мне громким шепотом ответил голос Лиона:
- Сафира, помоги. Я Тимира принес, ему очень плохо.
45. Это обычная простуда.
Услышав слова Лиона, я крепче прижалась к двери: это были самые страшные слова, которые услышать я боялась больше всего. И в голове вихрем закружились сотни мыслей. Я ведь чувствовала, что Тиму нельзя домой. Почему я его не удержала? Почему потом не прорвалась в их имение? Почему получив письмо, успокоилась, и весь день развлекалась в городе?
Сафа, как всегда сохранила присутствие духа и не позволила мне раскинуть. Приказным, нетерпящим возражения тоном, заставила меня отстраниться от двери и натянуть свободное платье прямо на пижаму, завязать волосы и пойти открыть дверь. Я, от страха увидеть Тима, лежащим без сознания на полу, даже дверь распахнуть смогла не сразу.
Но за моей дверью стоял только Лион. Я пристально всмотрелась в его бледное лицо. Одет он тоже был неопрятно, длинное пальто не застегнуто, волосы не стянуты в аккуратный хвост. И, вообще, вид у него был непривычно потерянным:
- Сафира, пойдем? - Просящим тоном спросил он.
- Где Тим? – Спросила я его.
- В своей комнате. Я его там оставил. – И мы вместе поспешили на третий этаж.
- Это целитель Тима залечил? – Схватив Лиона за локоть, потребовала я ответа. – Леди Найт настояла на той процедуре? И ты это допустил?
- А? – Вырвав свой локоть из моей руки, становился на месте Лион. И, так как я ждать его не собиралась, сразу последовал за мной. - Нет! Не было никакой процедуры. Тимир от мамы заразился. Он с ней сидел все это время. - Лион быстро продолжил говорить. Наверно, чтоб притупить чувство страха за брата. Безлюдный коридор и эхом разносящиеся шаги и на меня действовали удручающе. – А сейчас, уже поздно ночью, Тимир постучал ко мне, сказал, что ему плохо. Попросил увезти его в Академию. По-моему, он тоже боялся целителя. Мы уже час как здесь. Я отнес его к нашему целителю, доктору Дирбу. Он сказал, что у Тимира простуда, что-то с горлом, выдал какие-то бутылки и написал лечение. А не знаю, как Тимира лечить, он весь горит и, кажется, бредит.
Мы, уже запыхавшись, добрались до комнаты Тимира, и вошли в приоткрытую дверь.
- Это я не закрыл, - объяснил Лион. Мы вместе подошли к кровати.
Тимир лежал, вытянувшись на своей кровати. Он был одет в форму, в верхнюю одежду, в обувь, даже последние пуговицы на пальто были застегнуты. Дышал тяжело и с долгими паузами. Глаза были закрыты. Я осторожно коснулась его лба, действительно, Тим горел и губы были ярко красными, будто запекшимися. А он открыл глаза и стал долго, пристально всматриваться мне в лицо.
Он попытался приподняться, но не смог. Я присела на край кровати и наклонилась к его лицу.