Мой личный шеф

Он сейчас сам на себя не похож. Растерянный, какой-то сжатый, как пружина, и совершено точно любящий. Как будто знал свою дочку всегда и теперь с ума сходит от того, что она может навредить сама себе.

— Нет, — куксится Алёна, слышно по голосу. — Уходи папа, я тут буду жить.

У меня от её «папы» жалобно ноет в груди.

— Ты плохой, и она плохая!

— Неправда, у тебя самая лучшая мама на свете. Умная, интересная, красивая, талантливая. Она тебя больше всего на свете любит.

— А почему ты тогда на ней не женился?

— Дурак был.

— А сейчас что?

— И сейчас он дурак! — в игру вступает Родион.

И хотя я, затаив дыхание, слежу за отцом, разговаривающим с дочерью, вижу, как Родион лезет вперёд. Он делает несколько шагов, бурча о том, что он лучше знает Алёнку и что этот биологический папаша всего лишь ширма.

Но неожиданно для всех нас он получает удар в спину и валится лицом вниз. Рядом падает палка.

— Упс, Родион! — охает Ира. — Прости, ради бога, возле тебя была змея, огромная такая и очень-очень ядовитая! И я приняла бескомпромиссное решение спасти тебя! — Она осматривается. — Вы видели змею?! Все видели змею? Она могла на него напасть и ужалить! — громко причитает, нарушая своим криком звонкую ночную тишину. — Народ, я спасла Родиона! Успела! Слава богу! Родион будет жить! — Сжимает она кулачки, слегка подпрыгивает, подбегает к нему, наклоняется, пытаясь помочь ему встать.

Но настройщику это не по душе. Он, как и мы с Маратом, прекрасно понимает, что никакой змеи не было, и отталкивает её руки.

А я не знаю, то ли плакать мне, то ли смеяться. Алёнка здесь! Она с нами. С ней всё в порядке, но она не хочет слезать с дерева.

— Чего бы ты хотела, доченька? — продолжает Султанов.

— Собаку.

— Хорошо, мы купим собаку и будем вместе её выгуливать, солнышко, давай только папа снимет тебя с дерева.

— А если ты снова исчезнешь?

Сморгнув выступившие слёзы, я беспомощно кусаю губы.

— Я больше никогда не уйду от вас, — хрипит Марат.

Я сильно испугалась за дочь и рада, что Султанов сейчас с нами и помогает мне. Этот взрыв случился бы рано или поздно, даже без его возвращения. Однажды всплыл бы факт того, что я скрывала от Алёны отца. Моя мама-бултушка постаралась бы, или хоть та же соседка, с которой она перемывала косточки Марату. Я тоже виновата, мы оба причастны. Но сейчас я не одна.

Глядя на их тёмные силуэты, я испытываюю странное, какое-то смешанное чувство. С одной стороны, радость освобождения от унизительных воспоминаний семилетней давности, они больше не трогают меня, они как будто улетучиваются, серым густым туманом покидая мою голову. А с другой — море нежности и любви.

— Бабушка говорит, что ты козёл, но, я всё равно хочу, чтобы ты жил с нами. Чтобы у меня был папа.

— Хорошо. Только спускайся. Ветка может сломаться, и ты ударишься. Мама, иди сюда, пообещай малышке, что мы будем жить вместе.

— Нельзя потакать ребёнку! — опять протискивается в нашу идиллию Родион, едва принявший вертикальное положение.

И тут же снова сгибается пополам.

— Да что ж такое-то?! — опять Ира. — С ветки, вот буквально в сантиметре от тебя, и снова змея! Они тут прям гроздьями, кошмар! Это же куда-то надо позвонить? В какую-то службу отлова рептилий? И, главное, юркие такие, вертлявые. Я стараюсь, стараюсь и всё никак не могу попасть по ней. Всё по тебе!

— Больно же!

С дубиной в руке и разлетающимися волной длинными тёмными волосами невысокая фигуристая Ира Суворова похожа на амазонку. Она действует крайне решительно. Фамилия обязывает.

— Ну, знаешь ли, Родион, я бы на твоём месте была благодарна мне. Удар по спине палкой не так ужасен, как укус змеи. А если внутренние кровоизлияния в различных органах тела и тромбозы сосудов? Ты же можешь умереть!

— Да нету никакой змеи! — визжит Родя.

— А какое у тебя зрение?

— Лёгкая миопия.

— Вот! Именно. А у меня идеальное! Я говорю, была змея! Одна, потом вторая.

Сейчас даже не верится, что я с ним встречалась. Да и неважно уже, что там было в прошлом.

На негнущихся ногах я подхожу вплотную к стволу дерева, куда взобралась моя дочь. На спину ложится ладонь Марата.

— Я обещаю, доченька, он будет жить с нами! Только, пожалуйста, слезь.

— Ты не обманешь?! — спрашивает Алёнка, начиная потихоньку сползать.

— Нет. Я люблю её и всё равно никуда не отпущу, даже если она попытается смыться.

Султанов придерживает дочку за ноги и, когда она делает следующий шажок, дотягивается и снимает с дерева. Крепко прижимает к себе.

Задохнувшись от счастья, обнимаю их обоих. Высвободив одну руку, Марат обнимает и меня, и дочь. И я безумно рада. Меня охватывает сильнейший восторг. А потом вдруг резко подкатывает тошнота, и, отлипнув от самых родных мне людей, я бегу к дереву.

Меня выворачивает. Алёнка переживает. Султанов тоже рядом, придерживает косу.

— А лес-то и вправду волшебный, доченька, — громко смеётся мой личный шеф.

— Папа! Ты что? Мама заболела, а ты смеёшься!

— Не думаю, что твоя мама заболела… Это кажется, называется ваншот — попадание с первого и единственного выстрела прямо в цель.