Мой хозяин 2

Наверх я поднималась словно в каком-то забытье. Вроде и понимала, что происходит, но в то же время всё было будто в тумане: перила, ступени, холл второго этажа, дверь спальни… Меня бросало то в жар, то в холод, пальцы казалось до сих пор чувствовали свинцовую тяжесть металла. Не знаю, что было бы, если бы Вандор не остановил меня… Я действительно не знаю этого! Должно быть, я бы выстрелила, потому что… просто потому что в тот момент не могла иначе. Господи, как же хорошо, что он оказался рядом…

Вандор

Без понятия, что стоило мне больших нервов — весь этот день или последние пару минут. Должно быть, в тот момент, когда Милана выхватила у Тура пистолет, что-то во мне перевернулось. И, видит Бог, я бы сам с удовольствием пустил пулю в этого гадёныша. Сам. Но позволить сделать это ей… Никогда! Её мир и так пошатнулся, все её идеалы, её жажда справедливости. Марать же руки… Нет. Что угодно, но её никогда не коснётся ни кровь, ни грязь. Достаточно и того дерьма, в котором варюсь я сам. Милану я сохраню для себя такой, какая она есть — чистой девочкой с сапфировыми глазами.

Подойдя к постели, я положил руки ей на плечи и мягко помассировал кожу. Она дёрнулась и резко развернулась ко мне лицом. Вскинула голову. Я хотел было снова дотронуться до неё, но что-то остановило меня. Её горящий голубым пламенем взгляд. В секунду руки мои вновь оказались на её теле, ткань платья затрещала под ладонями, бисерины посыпались на пол. Дорогой тончайший шёлк повис лохмотьями, но не успел я спустить платье ниже, она сама стянула его с плеч, разрывая то, что ещё оставалось целым. Лямка отлетела, нить бисера скользнула по коже и осыпалась к ступням. Обнажённая по пояс, Милана принялась расстёгивать пуговицы моей рубашки. Резко, нетерпеливо, молча, словно бы спешила куда-то. Я понимал её. Слишком много грязи, слишком много слов и эмоций. Схватил её за запястья и дёрнул на себя. Она тут же впечаталась мне в грудь, платье её скользнуло ниже по ногам, оплело лодыжки. Ухватив за подбородок, я подтянул её к себе, смял пучок, беспорядочно вынимая из длинных волос шпильки. Несколько прядок упало ей на спину, остальные так и остались собранными. Недолго думая, я запустил обе пятерни ей в волосы и растрепал остатки локонов. Запрокинув голову, она застонала в голос, её тёплое дыхание коснулось моего подбородка. Из груди её вырвался непонятный, клокочущий звук, похожий на глухой смешок, пальцы снова коснулись пуговиц рубашки. Глаза её блестели лихорадочно, словно она металась в бреду или была беспробудно пьяна, хотя я знал — нет ни того, ни другого.

— Хочу тебя, — горячо прошептала она и дёрнула последнюю пуговицу. Не выдержав, та отскочила на ковёр. Милана же дёрнула рубашку с моих плеч. Та повисла жалкой тряпкой.

Меня снова скручивало от желания, но на этот раз оно было нездоровым, шальным. Оба мы были нездоровыми — как будто накопленное за день так и рвалось наружу. Облизнув губы, Мила уставилась на меня и снова подалась вперёд, на этот раз пальцы её коснулись пряжки ремня. Я накрыл её руки, помогая справиться быстрее, а после дёрнул вниз штаны вместе с боксёрами.

На кровать мы повалились полностью обнажённые. Я упал сверху, едва успев подставить руку, чтобы не придавить Милу весом собственного тела, но ей, кажется, до этого не было никакого дела. Ухватив за плечи, она потянула меня на себя, желая оказаться ещё ближе. Я зарычал и жадно впился губами в её шею. Она провела ногтями по моей спине — сильно, с нажимом, царапая, оставляя красные бороздки. Обхватила меня ногами и подалась вперёд бёдрами. Я чувствовал её влажную, жаркую плоть, ощущал её запах, и голова у меня плыла. Я сам плыл — голодный по ней, желающий лишь её одну. Только её и только с ней. С нажимом провёл по раскрытым для меня бёдрам, по бедерным косточкам, коснулся живота, обвёл впалую ямку пупка. Склонившись, втянул в рот мочку уха с прохладной серёжкой, прикусил и, ощутив, как ногти Милы впиваются в мою кожу, накрыл её губы. Её язык тут же столкнулся с моим — влажный и сладкий. Выдох рот в рот, один на двоих стон… В следующий миг я был в ней. До упора, до предела, до дрожи и эйфории. Член привычно стоял колом, яйца болели от напряжения, а существо тянулось к ней одной. Боже, как я хотел её…

— Если ты когда-нибудь изменишь мне, я убью тебя, — прорычал я ей в рот, уверенный, что так оно и будет. Чёрт подери, я не шутил! Действительно не шутил! Эта женщина моя и только моя. Не дай Бог…

— И я тебя, — выдохнула она, с силой сдавливая волосы на моём затылке. Пальцы её сжались с такой силой, что я зашипел, она же продолжила: — Я люблю тебя, Вандор. Ты ещё тот циничный подонок, но как же я тебя люблю… — Она всхлипнула, обхватила меня ногами ещё сильнее и снова сжала волосы. — Даже не смей думать, что у тебя может быть кто-то помимо меня. Я всё тебе отдала… Всё, что у меня есть — сердце, душу, тело…