Мой идеальный враг

Сама не поняла, почему позволила ему подойти так близко. Резанула по нему холодом взгляда, но не отступил, напротив приблизился, пряча заполняющую разум тьму за опущенными ресницами.

— Потому что жалею, что делала это с тобой.

40

Дернул за волосы, заставляя запрокинуть голову назад. Оскалился, заметив упрямство во взгляде, и прижал ближе, перехватывая талию свободной рукой.

— Жалеешь? Серьезно? — Хватка на волосах ослабла, и пальцы переместились на шею.

Уперлась руками в грудь, с силой отталкивая, но не удалось сдвинуть ни на сантиметр.

— Пусти…

Сердце билось о ребра, заглушая шумное дыхание, злость в его взгляде слепила, провоцируя яростнее сопротивляться. Опустил руку с талии ниже, сжимая ягодицу, но ловко увернулся, когда попыталась ударить в пах коленом.

— Жалеешь, Света?

Толкнул, вжимая в полку раковины, стиснул бедра, усаживая на неё, и снова увернулся, хотя почти удалось ударить.

Дернул на себя, раздвинул, вклинился, стиснул зубы, когда ударила по щеке, шокировав обоих.

Захватил запястье, затем второе и сжал, отчего вскрикнула, не ожидая, что так легко меня обездвижит.

— Кому ты врешь? — Вопреки моим ожиданиям, и резкости грубого захвата, склонился к моему голому плечу и коснулся его губами, посылая ворох мурашек, когда горячее дыхание опалило кожу. — Мне?

На сантиметр выше, ближе к ключице, и снова невесомое касание.

Прикрыла глаза, не в силах противиться щемящей душу нежности прикосновений его губ. Выдохнула, когда еще один поцелуй оставил огненный след. Приблизился к сгибу шеи, там где поблескивала золотом цепочка и аккуратно поддев её зубами сдвинул, слегка касаясь языком кожи.

— Или себе? — Повел носом по коже до мочки уха и выдохнул, окончательно сводя меня с ума. Стянул запястья одной рукой, а пальцы второй коснулись ворота платья и аккуратно потянули вниз, оголяя черный бюстгальтер без бретелей. — И зачем?

Губы коснулись ключицы и скользнули ниже, и я не в силах прекратить пытку закусила губу, чувствуя, как низ живота наполняется ноющей тяжестью.

Инстинктивно задержала дыхание, когда коснулся кожи над кромкой бра языком, а потом отвел чашку вниз и втянул сосок в рот, заставляя спину выгнуться, навстречу ощущениям. Вторая чашка в сторону, и ток прошиб нервы, заставив шумно вдохнуть.

— …нежная…

Язык по соску как провод в двести двадцать.

Ощутила, как влажно стало там, куда ползла его рука, оставляя огненный след на внутренней стороне бедра.

Сдвинул кружево трусиков, смял плоть и шумно выдохнул, едва не рыча от переполнявших чувств.

— …и упрямая.

Выпустил запястья, но желания сопротивляться не было. Руки обессиленно опустились на мрамор полки, и я как во сне наблюдала, как Андрей в последний раз окинул победным взглядом возбужденную до предела меня и хищно ухмыльнулся.

А потом отступил, складывая руки на груди.

Сердце било так, что становилось больно, грудь ныла от желания, а между ног пульсировало от неутоленной жажды.

Издевательский взгляд мудака медленно скользил от моих разведённых бедер вверх к оголенной груди, выше к начинающему пылать от стыда лицу, когда осознала, что за игру он затеял.

— Мы оба знаем, я мог бы трахнуть тебя сейчас. Как тогда в машине, или в лодке, или на берегу, или в палатке… — все такой же равнодушно скучающий тон, — но мне вдруг взбрело в голову, что я пожалею о зря потраченном на тебя времени. Стоп. Уже пожалел.

С этими словами он развернулся и щелкнув замком вышел из кабинки, очень умело и практически без труда унизив меня так, как никто никогда не унижал.

41

Мне понадобилось десять минут, чтобы взять себя в руки: выровнять дыхание, утихомирить разъедающую клетки ярость, успокоить бешенный ритм сердца. С последним до конца справиться не удалось, да и с яростью были проблемы, поэтому, когда я выходила из туалета и неспешно плыла в сторону нашего столика, где сидела троица, руки все еще подрагивали, а улыбка на лице тянула максимум на гримасу.

Каблуки жутко бесили, но приходилось гарцевать с гордо поднятой, иначе как эта сволота поймет, что я объявляю ему войну? Взгляды мужиков за столиками по-прежнему приклеивались к моему телу, но я старалась не обращать внимания хотя бы на них, потому что если начать париться еще и из-за этого, истерика возьмет верх, и я расхохочусь посреди элитного реста. Нельзя. Те, кто объявляют войну не ржут, они сурово смотрят в лицо врагу, не позволяя ему увидеть какой пиздец на самом деле творится внутри.

— Свет, ты как? Пропала, я думала, случилось что. — Мама озабоченно оглядела подошедшую меня и кивнула на свободный стул, туда, где я до этого восседала.