Мой генерал

Конечно, не станет! Другое дело, что Эдик по отношению к ней скорее всего испытывает то же самое тягостное, долгое, унылое чувство долга — ну да, так получилось, я урод, и ты урод, я доктор наук, и ты доктор наук, я старый холостяк, и ты… тоже. Ну куда ж деваться, тем более все давно решилось без нас, и тебе мама советует «не спешить с браком», а мне мама советует «не торопиться с женитьбой». Мы и не спешим и не торопимся, нам уж по тридцать пять давно, у меня лысина, а у тебя вон морщины, зато мы выполняем все свои обязательства. Я хороший сын, а ты хорошая дочь. Мы оба хорошие ребята. Главное, умные очень, ибо только чрезвычайно умным может прийти в голову носить в нагрудном кармане дольку чеснока — от простуды.

Марина сбоку взглянула на Федора и возмутилась про себя. Вид у него был чудовищно самодовольный — так по крайней мере ей показалось.

— А вы? Что вы там смотрели? Пять дней назад тут вообще ничего не происходило!

Федор на ходу сорвал травинку и сунул ее в рот. Травинка теперь торчала у него между передними зубами. Фу, какая гадкая привычка! Просто ужас!

— Пять дней назад все как раз и произошло.

— Что?!

— Убийство было готово. Роли распределены. Покойник обречен.

Марина поежилась.

— А в амбарной книге про это написано?

Федор Тучков выдернул травинку, осмотрел ее внимательно со всех сторон и опять сунул в зубы.

— В амбарной книге написано, что Георгий Чуев, наш покойник, жил в номере триста двадцать пять, на третьем этаже главного корпуса.

— Ну и что? Разве имеет значение, где именно он жил?

— Вероника вчера вечером рассказала нам, что видела, как он выходил из номера напротив и даже поздоровался с ней. Вероника живет прямо над тобой. В семнадцатом «люксе». Выходит, он выходил из восемнадцатого?

Марина молчала.

— Если сам он жил в триста двадцать пятом, значит, в восемнадцатом «люксе» жили его знакомые или знакомая, от которой он уходил утром. Правильно?

Марина все молчала.

— Напротив восемнадцатого «люкса» в книге написано — ремонт. Там никто не жил. Зачем он туда ходил?

— Зачем?

— Я не знаю.

Почему-то Марина была уверена, что знает. Он так уверенно говорил. А она сама совершенно забыла про то, что Вероника видела покойника тем самым утром, когда, по мнению местной милиции, он пришел на берег прудика, да и свалился в воду.

«Вот тебе и „приключение“. Эх ты! Забыть такую важную деталь! Даже не деталь, а целое обстоятельство. Ты забыла, а он все помнил!»

Отвернувшись, она стала смотреть в лес, даже здесь, в «цивилизованной части» санатория, стоявший сплошной стеной. Нет, все-таки она, видимо, не совсем «дитя мегаполиса», потому что лес завораживал ее.

Между желтыми и черными стволами, как будто вырезанными из цельных кусков янтаря, вдруг мелькнуло что-то большое, закачались кусты орешника, и следующее, такое же большое, прошло совсем рядом с первым. Марина схватила за руку Федора Тучкова.

— Что?!

— Смотрите! Смотрите, там!

— Что?

— Ну вон! Вы что, не видите?! Такое… громадное. И дальше еще одно!

Федор посмотрел в лес, а потом опять на нее. Профессорша держалась за него крепко, как за спасательный круг.

Опять, черт возьми! Что прикажете делать, уважаемый доктор наук? Ходить с вами за ручку, как в кино «Еще раз про любовь»?

— Федор, что там такое?

Он осторожно освободил руку. Она ничего не заметила — от страха.

— Там лошади. На территории конная база. Вадик с Галкой собирались кататься. Вы забыли?

То большое, что двигалось по лесу, выступило из стволов и в самом деле оказалось лошадью. Она была гладкая, шоколадная — или как надо говорить про лошадей? Гнедая? Длинный шелковый хвост, внимательные уши, трепетные бархатные ноздри, темные, очень красивые, совсем человеческие глаза…

На лошади сидел какой-то наездник в надвинутой кепочке, болтал ногами.

Лошадь выступала неторопливо, как будто наслаждалась прогулкой, а может, и в самом деле наслаждалась. Вторая, рыжая, шла следом, без седока, стремена болтались и цепляли за ветки. Марина смотрела, глаза у нее горели.

Федор вдруг удивился:

— Ты любишь лошадей?

— Не знаю. Я раньше видела их только в кино про Гражданскую войну. Как ты думаешь, может, мне потом… сходить? Покататься?

— Можно покататься, — согласился Федор. — Можно просто на конюшню зайти. Посмотреть на них поближе. Для первого раза.

— Нас не пустят, наверное.

— Пустят. Мы попросим, и нас пустят.

Марина проводила глазами удаляющиеся гордые спины.

— А у меня даже собаки никогда не было, — неожиданно пожаловалась она Федору Тучкову. Ей было очень жалко себя. — От собаки шерсти очень много. Гулять с ней надо, а у нас некому. Я, наверное, кошку заведу. Приеду и заведу. Я давно хочу кошку. Или собаку. Собаку, конечно, лучше, но у нас с ней некому будет гулять. А у вас есть?

— Кошка, собака или лошадь?

Марина улыбнулась:

— Ну хоть кто-нибудь.

— У меня нет. У родителей собака и кот. Кота мама нашла на помойке и принесла домой. Он года два отъедался и осознавал свое положение. Теперь хозяин дома.

— Как его зовут?

— Зайцев. Это фамилия.

— А имя?

— У него только фамилия. Не знаю почему. А собаку зовут Луи-Филипп.