Смущение на ее лице сменяет растерянность. И я уже костерю себя за то, что этот разговор перешел на тему, которую я собирался преподнести иначе. Да и вообще… гораздо позже. Уж явно не сейчас, когда всё полыхает внутри.
— Я только «за», если останешься со мной здесь. Останешься? — каким-то немыслимым образом перевожу на смех, а затем кусаю ее губы.
— Нет… Не могу же…
На самом деле я на это даже не надеялся. Как бы не хотелось ее отпускать, понимаю, что это невозможно. Но один хрен некое уныние пробирает, и тогда уже перехожу к сути:
— В Москве не отпущу, — взглядом подтверждаю, закрепляю сказанное.
— Даже не спрашиваешь? — теперь уже веселится она.
— Зато предупреждаю. Есть время свыкнуться с мыслью.
Снова целую ее, лишая возможности говорить и мусолить решенный вопрос. Бессмысленно. Да и резерва на разговоры не осталось.
— Ты что-то говорила про повторить?
Не дожидаясь ответа, склоняюсь ниже и нападаю на ее офигенную грудь. Обрушиваюсь с бешенной жаждой, срывая крышесносные стоны с ее губ. Впиваюсь зубами, следом сосу и снова кусаю напряженный сосок, а затем зализываю с особой нежностью. Другой атакую рукой, несильно щипая, лаская и раскатывая между пальцами.
— Пиздец, какая ты, — хриплю на низких. — Не устану повторять… Охренительно вкусная.
По телу бомбят раскаты возбуждения, член в какой-то агонии скользит по промежности Ми, утопая в ее наслаждении, и требует войти на свою уже захваченную территорию. Осознанно торможу порыв, растягивая и без того лютое удовольствие.
Мила же… раскрывает ноги шире, выгибается навстречу и так сладко стонет… А когда обхватывает меня ладошкой и направляет к своему входу — из глаз словно искры летят.
Толкаюсь на всю длину не слишком спешно, но достаточно быстро, чтобы одуреть от предельных ощущений. А они другие… Не такие как в первый раз. Помутненным рассудком не сразу допираю, в упор не вижу причин.
Прошибает глобально. По всей площади тела колотит нещадно.
Пока натужно перевожу дыхание, Ми побуждает к движению — то прижимается ближе, то отстраняется на минимальное расстояние. И я, наконец, только сейчас понимаю, что ощущаю ее кожа к коже…
Крышу подрывает. Накрыло лютейше. Но я двигаюсь…
С сиплыми хрипами тащусь наружу и следом рвусь глубже, до новых припадков и потери ума. От размеренного скольжения до более быстрых толчков, пока не замираю, чтобы вынужденно снизить накал.
— Тём, — шепчет Мила. — Хочу на тебе…
Покидаю ее тиски, боясь разрядиться раньше, чем она достигнет своего пика. Откидываюсь на спину и утягиваю наверх свою требовательную заю, что готова познать и другие оттенки удовольствия.
Насаживается сама, неспеша и дрожа всем телом. Прикрывая глаза, учащенно дышит. А когда поднимает веки и проходится языком вскользь по распахнутым губах, крепче впиваюсь пальцами в ее бедра, теряясь и утопая в ее затянутом похотью взгляде, что отражает мой собственный.
— Нормально?
Черт знает, откуда берутся силы говорить, но не спросить не могу. С какой-то сладкой мукой проживаю каждую секунду. Кайфую в моменте, тяну, растягиваю и давлю желание сорваться на условный бег. Топлю в чувствах и ощущениях.
— Очень…
Как же она охерительно смотрится на мне… Восхитительно.
И когда начинаю размеренно двигаться, проникая глубже, выхожу и снова толкаюсь в нее — стираются все установки, последние ограничители отлетают. И я срываюсь на ускоренный темп.
Так быстро, так медленно.
Так много, так мало.
Так остро и глубоко, до краев и на верхах сплошного, безмерного, адового и райского наслаждения.
Разрушаясь и объединяясь в одно целое, кончаем практически одновременно.
Глохну от протяжных стонов и судорожных криков Ми, прижимая ее к груди, когда обессиленно падает на меня. Слепну от собственного удовольствия и мощнейшей эйфории, вытаскивая член наружу и изливаясь на ее ягодицы и поясницу.
Долго… слишком долго пытаемся выровнять сбившееся дыхание и успокоить сердцебиение для такого стремительного подъема и разрыва при падении.
Донельзя. До смерти.
Моя реальная Ми… Реальная.
ЭПИЛОГ
спустя 9 лет
Спойлер:
Даже после самой темной ночи наступает рассвет…
— Соколова! С ума сошла?! Куда собралась?
Хватаюсь рукой за дверь, пытаясь заскочить следом за нашим кардиохирургом.
— Борис Сергеевич, я же кардиолог!
Сердце так громко стучит в груди, что я едва разбираю его слова. Совсем не соображаю, что творю… Готова бежать в операционную за командой специалистов.
— Твою ж мать, не зли меня! — багровеет он. — В ординаторской жди, а лучше иди домой.
Господи! Да я же и вправду сойду с ума!
Нервно кусаю губы и смотрю на захлопнувшуюся перед носом дверь. От бессилия готова на стену лезть.
Трясущимися руками достаю телефон и набираю мужа. Пока слушаю в трубке мучительно длинные гудки, принимаюсь мерить шагами коридоры клиники. Так и не дождавшись ответа от Артёма, беспомощно скулю.
Не знаю, сколько проходит времени — час или два, по моим ощущениям все двадцать четыре. И как только дверь распахивается, мигом подлетаю к хирургу, вглядываясь в его лицо.
Он лишь качает головой, мысленно отчитывая меня, и улыбается одними уголками губ.