Мой дорогой герцог

Келси взялась за почту, пытаясь отвлечься. Дрожащей рукой она вскрыла приглашение на бал Свенсонов. Но, услышав звучный голос Эдварда, заполнивший всю гостиную, снова вскочила.

– Я знаю, что она дома. И не уйду, пока не повидаю ее. Где она?

Дверь задрожала от сильного удара.

– Я прошу вас не делать этого, ваша светлость, – раздался визгливый голос Фентона, неспособный остановить даже крысу.

– Я не уйду, пока не увижу ее.

Услышав, что Эдвард приближается, Келси заперла дверь. Она прислонилась к ее гладкой поверхности и задержала дыхание, сердце бешено колотилось.

Он ударил в дверь кулаком.

– Открой, Келси. Я знаю, что ты здесь!

– Уходи! Я не хочу тебя видеть!

– Тебе придется это сделать.

– Нет. И пожалуйста, сделай одолжение, уходи. Я не желаю тебя слушать! – Келси мысленно молилась, чтобы он оставил ее в покое.

– Когда-нибудь нужно будет поговорить со мной. Я знаю о ребенке.

– Это не твой ребенок. Тебе солгали.

– Это ты лжешь. Открой эту проклятую дверь!

– Нет. Я тебя ненавижу, это ты в состоянии понять? Я не собираюсь встречаться с тобой! Я не хочу, чтобы ребенок страдал от твоей жестокости и бессердечия. Ты не можешь дать нам любви. Не знаю, при чем тут ребенок, ведь тебе нет до него никакого дела, и я не позволю, чтобы ты находился рядом с нами. Если ты попытаешься официально признать его своим, я поклянусь в суде, что спала со всеми повесами Лондона, и ты станешь посмешищем Англии. Поэтому уходи и оставь нас в покое!

– Ты не вычеркнешь меня так просто из своей жизни. Я еще вернусь.

Его шаги стали удаляться. Она смахнула злые слезы, всем телом дрожа от возмущения, и направилась к столу, но задержалась у окна. Отдернув занавеску, она украдкой выглянула на улицу. Внизу стоял его экипаж. Грейсон и четверо верховых со скучающими лицами присматривали за лошадьми.

Эдвард помчался к экипажу. У Келси болезненно сжалось сердце. Одетый с ног до головы в черное, он казался еще выше. Он стоял к ней в профиль, повернувшись не изуродованной частью лица. Она заметила, что он постриг волосы и теперь носил бороду. От этого он выглядел изможденным – скулы заострились. Одежда болталась на нем. Он похудел с тех пор, как она видела его в последний раз.

При его появлении верховые засуетились. Один откинул подножку экипажа. Эдвард занес ногу на первую ступеньку и остановился. Должно быть, почувствовал ее взгляд, так как обернулся и посмотрел через плечо прямо на нее.

На мгновение их взгляды встретились.

Она отпрянула и задернула занавеску. Переведя дух и немного успокоившись, рванула шнурок колокольчика.

– Слушаю, мадам? – Голос Фентона был едва слышен за запертой дверью.

– Наймите шесть лакеев-здоровяков, Феитон. Поставьте их на лестнице. Я не желаю, чтобы представление, которое его светлость разыграл сегодня утром, повторилось.

– Слушаю, мадам.

Она склонилась над письменным столом, взяла следующий конверт и сломала печать, но пальцы так дрожали, что она не смогла прочесть ни строчки. Перед глазами возник холодный, мрачноватый взгляд Эдварда. Она отбросила лист бумаги и закрыла глаза.

Зачем он приходил? Вряд ли у него достанет смелости войти в светское общество. Доктор Эмерсон рассказывал, что последнее столкновение Эдварда в модном салоне кончилось грандиозным скандалом. Скорее всего ему не удалось найти третьего партнера для удовлетворения своих гнусных желаний в постели, и он примчался в город, думая, что с помощью ребенка сможет запугать ее и принудить стать его любовницей.

Ну что ж, она не собирается потакать его распутным выходкам. Бог знает, какие сексуальные игры ему рисовало больное воображение, где бы участвовали она и его теперешняя шлюха. Чем скорее до его сознания дойдет, что она знать его не желает, тем лучше. Возможно, страх перед людьми заставит его вернуться в Стиллмор. Она очень на это надеялась.

Высокая, худощавая фигура Эдварда мелькала в залитом солнцем, вымытом до блеска окне. Уоткинс стоял внизу и, скрестив руки на груди, уголком глаза следил, как беснуется его светлость, в то же время наблюдая за тем, хорошо ли вымыли городской дом. Это было массивное кирпичное здание, возведенное в григорианском стиле, с большими окнами. Дом на Гросвенор-сквер пустовал почти десять лет, и фасад имел весьма плачевный вид.

Уоткинс посмотрел на лакея, который стоял на веревочной лестнице и влажной тряпкой полировал стекла. Он поднял палец, привлекая внимание лакея.

– Когда закончите, нужно будет почистить медь на фонаре и дверных ручках, а также покрасить ставни.

– Слушаю, сэр, – проворчал лакей.

До Уоткинса долетел звук подъехавшего экипажа; повернувшись, он увидел, что приехал лорд Лавджой, в ослепительном сером костюме и полосатом жилете с булавкой.

Сверкнув улыбкой, он поздоровался с Уоткинсом и сказал:

– Я смотрю, ты наводишь блеск, как в добрые старые времена.

– Да, милорд, – с гордостью отозвался Уоткинс. – Хорошо, что мы снова вернулись в город.

– Хозяин дома? – Он поднял глаза. – А, вижу, что дома. Я войду, пожалуй.

– У него неважное настроение, милорд, – понизив голос, предупредил Уоткинс.