Однако Жипар Наер, видимо, оказался жутким тугодумом? Ему понадобилось бросить в меня несколько фаерболов, прежде чем до него наконец-то дошло, что я не такой уж беззащитный, как он мог рассчитывать. Он настолько увлёкся швырянием в меня магических структур, что даже не обратил внимание на то, что происходит поблизости. Вышедшие со всех ближайших кустов мои стражники уже скрутили всех его помощников. Которым тут же зачитали обвинение.
– А в чём вас подставили, магистр? – Снова устроив показательный суд, раздражённо отмахнулся от его слов я, сам прекрасно понимая, что этот маг сейчас снова будет рассказывать мне какие-то идиотские сказки. – Вас кто-то заставлял на меня нападать? Неужели, именно я проявил к вам агрессию? Вам не понравилось вино на постоялом дворе в моём баронстве? Почему вы напали на меня без объявления каких-либо фактов или обвинений?
В ответ этот магистр опять же принялся что-то бормотать. Но самое внятное, что я услышал, было весьма странным. Он маг! А значит, именно он имеет право что-то решать. Что за глупость такая?
– Магистр Жипар Наер, а вы
Услышав об этом, магистр Жипар Наер просто потерялся. Какой – либо поддержки со стороны тех же самых магов, которые попали с ним в такую ловушку, он не получал. Да и я не идиот, чтобы проводить допрос такой толпы одарённых одновременно. Мне в данном случае было гораздо проще допрашивать всех этих умников по-отдельности. Чем я и занимался. Когда дошло дело до того, что я собирался показательно казнить магистра, этот разумный не выдержал. Что тут можно было сказать? По сути, он сам оказался фактически в заложниках своей жадности и наглости. Чем я и воспользовался. Конечно, он был сильно недоволен! Но выбора-то у него банально не оставалось? Сюрприз в виде прямого нарушения с его стороны законов Империи, сыграл свою роль. Как бы этот разумный не упирался, но ситуация сложилась так, что он тоже попался в ловушку. И ему пришлось дать мне клятву на Крови. Я не церемонился такими умниками. Так как в данном случае есть нюансы, которые надо соблюдать. И в данной ситуации ему ничего другого не оставалось.