«Мама очень плоха, – пишет Ольга Сергеевна 11 марта. – Статься может, в ней осталось жизни лишь на несколько дней, и, когда получишь это письмо, без сомнения, она отойдет в вечность. Доктор сказал: «На этой неделе все может кончиться (cette semaine tout peut fnir)». Голова у нее еще свежа; она улыбается Леле, но это покойница. Ничто не могло спасти ее. Осенью она уже была приговорена (elle a ete condamnee depuis ces automne), и болезнь ее была не что иное, как медленная агония (une longue agonie, une agonie prolongee). Я видела сама, что на исцеление нет надежды, но полагала, что мать может протянуть еще год, если не два. По мнению доктора Спасского, ее сломила единственно печаль. Отчаяние отца меня мучает невыразимо; не может воздержаться: рыдает при ней, что ее и пугает, и волнует. Я попыталась ему это высказать, но он закричал на меня, забывая, что и я лишаюсь матери. Право не знаю, что делать. Александр приходит на несколько времени и уходит, как и прочие (Alexandre ne fait que des apparitions, ainsi que les autres personnes), я с отцом совершенно одна, а подруга моей матери, Тимофеева, не может находиться безотлучно, помимо всего своего желания, так как на днях неумолимая смерть похитила ее сестру, Екатерину Воронцову. Боже мой! если бы, по крайней мере, я имела счастие быть с тобою! Между тем хозяйство из рук вон: челядь поистине ужасна – сущие разбойники! Нет у них никакого усердия, никаких слез, хотя мама всегда была с прислугами ласкова; челядь поступает таким образом потому, что выжидает перемены, а всякая перемена этим людям нравится (la valetaille est terrible: se sont des brigands a la lettre! aucun zele, point de larmes, et pour-tant maman a ete toujours bonne envers eux. C’est qu’ils s’attendent a un changement – tout changement leur plait). Даю мои деньги дворнику за возлагаемые на него поручения. К большому счастию, Александр не уехал, как предполагал: распутица и дурные дороги его испугали (l’ont efraye). Увижу ли тебя, по крайней мере, к праздникам? Приезжай прямо к нам; отец не говорит о тебе ни слова, но все равно. За его будущность я спокойна (je suis tranquille sur son avenir a lui). По всей вероятности, он переселится к своей сестре Сонцовой. И мама думала переселиться в Москву немедленно после выздоровления… Право не знаю, что пишу; рука дрожит, не знаю спокойствия ни днем, ни ночью.
Всякую минуту ожидаю страшного удара. Мама говорит со мною и постоянно требует к себе маленького Лелю, беспокоится, когда его уносят, почему он и не сходит с моих рук, а я при ней безотлучно. Мама очень терпеливо переносит страдания (elle est tres patiente). Прощай… завтра жду твоего письма…»
Получив это грустное сообщение моей матери, отец немедленно явился к фельдмаршалу и испросил позволения безотлагательно отправиться в Петербург; он выехал 24 марта на Страстной неделе, но прибыл в столицу только 30-го, на Пасхе.
Между тем жизнь Надежды Осиповны догорала. Она обнаруживала сильное беспокойство о Николае Ивановиче, томительно ожидая свидания; спрашивала дочь, на которой, по расчету Ольги Сергеевны, он станции… считала бой часов, минуты, секунды, затем подзывала к себе дочь, клала ей руки на голову, требовала, чтобы ей меня подзывали, благословляла меня, ласкала и опять спрашивала дочь:
– Как думаешь? – скоро ли приедет муж… да не тут ли он? Может быть, раздевается в той комнате… приехал… поди, узнай…
В Великую пятницу или субботу, не запомнил из рассказа матери, бабку приобщили Св. Тайн. Сын и дочь были при ней. Дядя Александр рыдал как ребенок, Сергей Львович рвал на себе волосы и подвергся ужасному истерическому припадку, так что его «унесли» в соседнюю комнату. Тут же лежал в комнате бабки и я полусонный. По требованию угасавшей, Александр Сергеевич взял меня на руки и поднес к умирающей. Она опять меня благословила, сказав: – Ольга, посмотри… не приехал ли муж?..
Часа через два бабка лишилась сознания. Вечером, в Великую субботу, началась агония, но тихая, а в половине первого часа ночи, во время Великой заутрени, когда, в храмах Божиих раздавалось радостное «Христос воскрес», не стало Надежды Осиповны Пушкиной…
Не могу не заметить: бабка выражала неоднократно желание переселиться в будущую жизнь именно во время этого богослужения…
«Я в Петербурге с понедельника Светлой недели, – сообщает Николай Иванович своей матери, Луизе Матвеевне, от 9 (21) апреля. – Приехал сюда по службе и по делам. Приезд мой ускорен был известием об отчаянной болезни матушки моей жены: она очень желала меня видеть, но я опоздал одними сутками, застав ее уже на столе. Скончалась в первый день Светлого воскресенья, в самую заутреню. Кончина ее меня очень огорчила, и печаль, в которой застал батюшку и Ольгу, долго не позволяла мне приняться за дела… Александр Сергеевич уехал в псковскую деревню, вслед за телом Надежды Осиповны, которая там будет погребена…