Мои часы идут иначе

Угрожающе смотрит на меня:

— Вы давали гастроли на Александерплац?

— Да.

— Почему?!

— Это вас не касается.

— Как раз меня-то это и касается!

Я вспоминаю об ироничном замечании русского по поводу «секретного агента Кайзера» и без церемоний выгоняю его.

«Он, само собой, скоро вернется», — думаю я, и в тот же момент мне приходит в голову мысль, до которой мне давно следовало бы додуматься: я перерезаю телефонный шнур.

Кайзер возвращается и на этот раз держится почти что по-отечески:

— Давайте еще раз переговорим начистоту, но смотрите — если вы всего не расскажете, то мне не останется ничего иного, как доложить по начальству, что вы ведете двойную игру…

Я показываю на телефон:

— Поступайте как знаете.

Кайзер тянется к телефону, сначала нерешительно, потом энергично:

— Надеюсь, вы хорошо подумали.

— Несомненно, — холодно отрезаю я.

— К сожалению, у меня больше нет сомнений, что вы и сегодня шпионите для Советов — как и во время войны…

Он набирает номер:

— Hallo?.. Here is mister Kaiser speaking. Major Bradly, please… Hallo, Jeff…*

Я бегу в дирекцию, быстро рассказываю, что происходит, и прошу срочно уведомить союзническую комендатуру. Потом возвращаюсь в гримерную.

Кайзер все еще «разговаривает» по телефону.

Несколько минут спустя в комнате стоят два рослых «джи-ай»*, суют Кайзеру под нос обрезанный телефонный шнур и указывают на дверь.

Кайзер пожимает плечами и выходит.

День спустя все разъясняется.

Кайзера зовут совсем не Кайзер, и к «Парамаунту» он не имеет никакого отношения, не является также военнослужащим или тем более сотрудником секретной службы. Он немец, работает кельнером в американском казино для офицеров и основательно запутался.

Кайзер — типичный продукт послевоенного времени, ни больше ни меньше, но явление необыкновенно типичное и отнюдь не единичное в эти годы, когда пышным цветом расцвели обман, интриги, мошенничество, спекуляции и доносы.

При всем том существуют не только «кайзеры» — мелкие, примитивные мошенники; есть и другие, более могущественные и оттого более опасные, которые точно так же, как и он, раздувают «шпионские истории» и, ради того чтобы на сенсации сделать себе имя, не колеблясь способны «запустить» клевету: в лондонском журнале «Пипл» всплывают первые слухи о моей якобы шпионской деятельности. Правда, «Пипл» оставляет вопрос открытым — работала ли я на Гитлера или на Сталина или же на обоих сразу.

Все это я не воспринимаю всерьез, потому что за годы жизни в свете рампы научилась не обращать внимания на сплетни и пересуды.

Немецкие газеты подхватывают «сенсационное сообщение».

Я мешками получаю письма с угрозами, к тому же теперь еще и пущен слух, будто я награждена орденом Ленина.

На улице ко мне подбегает молодая девушка, плюет в лицо и кричит:

— Вот тебе, изменница!

Вытираю лицо и молчу. Что тут можно поделать?

Я отправляюсь в комендатуру и прошу официального опровержения о моей якобы шпионской деятельности. Опровержение дано. Я знаю, что существуют, кроме того, еще два варианта.

Вариант первый: газеты дают ироничный комментарий, в соответствии с ним опровержение теперь является косвенным подтверждением сообщения, которое до сих пор было лишь слухом, — и продолжают строчить дальше.

Вариант второй: эти бульварные листки живут по проверенному принципу, что нет ничего старее, чем вчерашняя газета, — и со временем отправят «дело о шпионаже» на свалку. Я рассчитываю на второй вариант. Видимо, зря. Жду два года.

А потом на первой странице штуттгартской газеты «Вохенпост» появляется фотография из моего старого фильма. В левой руке я держу статуэтку. С помощью немудреного технического трюка маленькая фигурка ретушируется и превращается в высокую советскую награду. Подпись: «Ольга Чехова с орденом Ленина. За верную шпионскую службу». Газета обещает также раскрыть закулисные стороны «жизни культуры» и «пикантные подробности о знаменитой актрисе».

Среди прочего там можно было прочесть следующее:

«Несколько дней спустя в моем кабинете без предварительного звонка появляется, возникнув словно из-под земли, красивая женщина — Ольга Чехова. Под ее меховой шубкой поблескивает орден Ленина. Подаренная вилла и советская охрана — благодарность за долголетнюю шпионскую деятельность в ближайшем окружении Адольфа Гитлера. Тот так и не сумел раскусить прекрасную Олли и, как видную представительницу немецкой культуры, приглашал на все балы, во время войны на дипломатические приемы, потчуя ею иностранцев. Лишь Геббельс с его юридическим чутьем всегда высказывал предостережения. Но Гитлер полагал, что маленький доктор потерпел с ней фиаско и желает отомстить.

Итак, Ольга, свидетельница возникновения и падения тысячелетнего рейха, улыбаясь, спросила, понравилось ли мне в „Фольксбюне“*… Я уклонился от ответа.

Она улыбается: „„Фольксбюне“ — это будущее мирового театра, и Берлин — его европейская колыбель. Проявите же понимание!“

Улыбаясь, размахивая пальмовой ветвью мира и, несмотря на это, бесконечно опасная, молча покидает она мою комнату.