Мой бывший враг (СИ)

– Чуть бабушку не сбили, гонщики эти проклятые! Причем на переходе! Бедная, вон сидит теперь, в себя прийти не может. Хорошо хоть успели затормозить и едва ее задели, но представляю, как она перепугалась. Упала, может, ушиблась даже. И чего эти черти так носятся? Куда спешат?

– На тот свет, видимо, – поддакнула еще одна женщина.

– Дим, ну что едем? – позвала меня Эля.

А я сам как эта бабушка никак не мог в себя прийти. Еле трость удерживал в трясущейся руке.

– Дим? – потянула меня за рукав Эля.

– Ты прости, – облизнув пересохшие губы, ответил я. – Но я сейчас не могу… не сегодня, ладно? Я домой.

– Я уже договорилась, – разочарованно протянула она.

– Прости, я правда, не могу сейчас.

– Это что, ты так из-за бабки расстроился? Испугался, что это Таню сбили? Но нет же, там только бабку эту чуть зацепили. И то вон сидит на остановке живая… жалуется. А Таня твоя целая и невредимая. Позвони ей, если не веришь.

Как ей объяснить, что за эти несколько секунд я сам почти умер?

В общем, вызывал я такси, несмотря на ее протесты и обиду, и уехал домой. Потом обязательно извинюсь перед ней, решил.

Тане я звонил и не один раз, но сначала она не отвечала, а потом и вовсе была недоступна. С тяжелым сердцем я лег спать, но стоило задремать, как тут же, вздрогнув, проснулся. Весь в холодном поту и с колотящимся сердцем.

Уставился перед собой в потолок, пытаясь успокоиться. И тут по потолку пополз блик – свет от фар проехавшей мимо дома машины. Я зажмурился, пытаясь стряхнуть дурман в голове. Вдруг это мне снится? Но нет. Открыл глаза – вижу. Тени вижу, очертания мебели, даже собственные руки, которые вытянул перед собой, вижу.

Я подскочил к окну, выглянул во двор. Ночная улица, сугробы, черные силуэты елок, фонари, ограда. Я всё это видел…

30

Всю ночь я не спала, ни на минуту не заснула, прокручивая перед мысленным взором нашу последнюю встречу, мгновение за мгновением. Как он говорил со мной! Какие страшные слова произносил! Разве я могла когда-нибудь представить, что Дима меня оттолкнет, что бросит меня? Поступит со мной так жестоко, так бездушно…

У меня и так с доверием проблемы. Он – единственный, кому я верила, причем безгранично. Как самой себе или даже больше. А он… он попросту раздавил меня. Сломал. Меня прежней больше не будет.

Самое странное, что я не могла выплакать ни слезинки. Веки, сухие и воспаленные, пылали, будто в глаза насыпали битое стекло. Горло судорожно сжималось и разжималось, но ни единого всхлипа не сорвалось с губ. И оттого было ещё мучительнее. Наревевшись до изнеможения, я в прошлые дни хотя бы засыпала, опустошенная. А сейчас от напряжения у меня все мышцы свело, и сама я как тугой комок нервов.

Под утро стало только хуже. Кости и суставы ломило так, словно меня на дыбе растянули. С чего-то вдруг начало знобить, хотя и дома было тепло, и сама я куталась в одеяло. Однако у меня аж зубы постукивали.

Хотела налить себе горячего чая, но еле до кухни доползла. Смерила температуру – и глазам не поверила. Тридцать восемь с половиной. Но с чего? У меня ни насморка, ни больного горла, ни кашля. Я вообще крайне редко болею. И не умею болеть. А такого жара вообще у себя не припомню. У меня даже лекарств в доме никаких, кроме зеленки.

Через час температура поднялась еще на полградуса, и я вызвала скорую. Правда, пока их дождалась, думала, скончаюсь. Мне было настолько плохо, что, я даже не смогла противиться, когда врач скорой предложил ехать в больницу. Хотя больницы с детства ненавижу. Да что там, я даже не помнила, как собрала вещи, как мы ехали, как меня оформляли. Всё было как в дурмане. И потом, уже в палате, мне сразу вкатили какой-то укол, и я, наконец, отрубилась.

Лишь спустя сутки я более или менее пришла в себя и начала осознанно мыслить. Поняла вот, что забыла взять с собой много нужных вещей, ту же зарядку для телефона. Но, к счастью, у соседки по палате оказался сотовый с таким же разъемом, и она одолжила свою зарядку.

Как только я включила телефон, посыпались уведомления о пропущенных. Оказывается, вчера куче народу вдруг приспичило мне позвонить. И отцу, и Олесе, и Филимоновой, и Руслану, и каким-то незнакомым номерам, и… Диме.

В первый момент я на инстинктах, бездумно, дернулась ему перезвонить, но тут же вспомнила всё. И руки задрожали, опустились. Не могу, не хочу его слышать даже. Не сейчас, когда ещё так больно.

Я убрала телефон, выключив звук. Сама отвернулась к стене, чтобы никто не видел, как я плачу. И незаметно уснула. На другой день я всё-таки позвонила Руслану. Было, конечно, неудобно. Да вообще стыдно – получается, на той неделе «болела», потом всего два дня поработала и вот опять… Ну просто работник года. Я бы, наверное, сама себя уволила. Но Руслан вовсе не разозлился. Наоборот, обеспокоился, что со мной, как я там и выпишут ли меня до Нового года.

После него я отзвонилась всем, ну кроме неизвестных и Рощина. Его телефон я вообще скрыла и добавила в чс, чтобы не травил мне душу.