На сцену выходят владельцы лотов — мужчины и женщины, довольные своей тягой к благотворительности, и получают долю внимания, комплименты и благодарности от представителей фонда.
Но я не расслабляюсь.
И не зря.
— Последний лот на сегодняшний вечер… роскошное изумрудное колье от ювелирной компании Каримова Ильи Демидовича… — У него еще и ювелирная компания теперь? Что ж, не слишком удивлена… — Только посмотрите на эти камни! — аукционист жестом фокусника срывает шелковый платок с высокой стойки. — Идеально подобранный цвет, почти отсутствуют масла и искусственная обработка, каждый камень мастерски огранен и окружен настоящими бриллиантами…
Я не могу оторваться от колье-ошейника.
Оно и правда совершенно, но…
Это тот изумруд?
Самый крупный, что в центре колье?
Меня ведет от всего происходящего, как-будто я много выпила, и, как назло, отец куда-то отходит — очередные переговоры, которые никогда не будут закончены. А Каримов, стоящий на сцене, смотрит на меня. Насмешливо, как мне кажется… хотя что я могу понять по его непроницаемому лицу?
Я хочу уйти, но ноги будто прирастают к полу. Потому беспомощно перевожу взгляд с мужчины на ожерелье и обратно. Ведущий продолжает говорить, нахваливая то колье, то его владельца, а потом вдруг ляпает заискивающе:
— Илья Демидович, у вас же день рождения сегодня? Удивительно, обычно люди в этот день получают подарки, а вы сами их делаете…
Что-то явно идет не по сценарию, судя по тому, что Каримов переводит взгляд на ведущего, а тот тушуется и отступает. Нестройный хор поздравляющих снова прерывается ударом гонга и звучит первая ставка.
Цифры, который называют люди вокруг, кажутся мне сумасшедшими, а я стою в растерянности… что происходит? Условием Каримова было же то, что я нахожусь здесь? Или я должна выкупить ожерелье? Что?!
— Двенадцать с половиной миллиона раз, двенадцать с половиной миллиона два…
— Пятнадцать.
В повисшей гробовой тишине особенно хорошо слышно, какой высокий голос делается у ведущего.
— Илья Демидович… это ваша ставка?
— Я что-то непонятно сказал?
— Нет-нет…
Мне сделалось бы жалко даже этого полноватого мужчину, но я слишком сосредоточена на собственном смятении. Мне кажется, что-то сейчас случится… И я не ошибаюсь.
— П-продано Илье Демидовичу Каримову… — лепечет аукционист. — В-вот это широкий жест… Наверное вы просто не смогли расстаться с этим великолепием?
— О да, — он криво ухмыляется, но взгляд его остается холодным. Взгляд, устремленный на меня. — Не смог. Я нашел, наконец, ту… шею, которую хотел бы им украсить.
Многие уже поворачиваются в мою сторону. Я слышу восхищенные возгласы некоторых женщин, одобрительный гул мужских голосов. Что всем этим людям кажется? Что на их глазах разворачивается волшебная сказка? Или, по меньшей мере, отлично режиссированное шоу?
Я вдруг понимаю, что происходит.
Не сказать, что Каримов или мой отец известны всем, но мир бизнеса не так уж и велик. Делать неожиданные признания, что я уже его жена — зачем бы это ему ни понадобилось, появился же он в моей жизни — не в духе Каримова. Зато выставить нас парой ради нашего же развода — вполне по его. Нестандартный ход, причина которого известна только ему.
Сделать вид, что он увлекся дочерью «друга» и якобы у них роман — потом ведь можно и «пожениться тайно» — и надеть на меня очередной ошейник, теперь уже прилюдно, очень по-каримовски… И унизительно. Для тех участников ситуации, кто в курсе, что на самом деле произошло между отцом и ним.
Я снова — плата за спокойствие. Теперь уже отца. Но я понимаю, что не готова снова расплачиваться. Даже ради отца. И своего давно уже мнимого спокойствия… Есть кое-что поважнее. Например то чувство, что ширится внутри меня, расталкивая сосуды и быстро, гораздо быстрее, чем прежде, покрывая меня сияющими доспехами.
Самоуважение. И желание взять реванш, пусть даже таким способом.
Похоже, второе условие не выполнимо — я не соглашусь.
Ведущий вопит что-то восторженное, типа «Поднимайтесь же скорее на сцену», люди вокруг меня начинают шушукаться, а я… нет, я не делаю вид, что ко мне происходящее не имеет отношения.