Мой бывший враг

Я долго буду помнить этот момент — может быть потому что будто вижу его со стороны.

Тоненькая девушка с рыжими волосами в роскошном красном платье берет со стола лист за листом и ставит там свою подпись.

Лист за листом.

— А теперь убирайся, золотко — летит мне презрительное в спину, когда я встаю и поворачиваюсь в сторону двери.

— Непременно, — отвечаю равнодушно.

— И имей в виду — я ничего тебе не позволю забрать. И в этом городе тебе не место!

— Что, буду напоминать тебе о единственной твоей слабости? — у меня даже хватает сил на усмешку.

— Чтобы я не передумал и не взял тебя все-таки в оборот, — цедит. — Водитель отвезет тебя на вокзал и купит билет. Возвращайся в свою деревню.

Пожимаю плечами.

Сейчас он похож на киллера, который делает контрольный выстрел, вот только он не знает — жертва умерла, когда в нее попали первые пули.

Я и правда ничего не беру. Даже про паспорт забываю и студенческий.

Нахожу в пакете, заткнутом в дальнем углу гардероба, свои старые вещи, переодеваюсь в джинсы, свитер и пуховик и выхожу на улицу.

Каримов меня не провожает — он даже не смотрит, как я покидаю его квартиру.

Здесь и сейчас

1

Говорят, перед смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами. За одну секунду. И делать в течение жизни надо все, чтобы ты в эту секунду улыбался…

Все может быть. Но именно сейчас я осознаю, что умирать не собираюсь. И тех нескольких мгновений, что я провожу со своими воспоминаниями, рухнув обратно в кресло, оказывается достаточно, чтобы почувствовать Жизнь.

Не знаю, что меняется в этот момент.

Атмосфера?

Ситуация?

Я сама?

Какой очередной щелчок происходит в моем сознании или судьбе?

Такой же как тогда, когда он решил сделать меня своей? Щелчок, как когда мы впервые встретились взглядами, и я инстинктивно почувствовала, что от него будут сплошные неприятности?

Щелчок… каждый раз, когда на перепутье я делаю свой выбор.

И это меняет мою реальность.

Раз — и я не падаю в обморок с подносом.

Два — он меня не замечает.

Три — я не слышу тот разговор в кабинете клуба и не иду к нему.

Четыре — не говорю ему свое влюбленное «да».

Пять — не подписываю никаких документов. И не делаю сотни других вещей, которые приводят меня в этот кабинет с обвинениями, которых он даже не замечает.

Щелчок — и жизнь, которая казалась мне нашей, но существовала у каждого отдельно, не существует.

Щелчок.

И я снова поднимаюсь с кресла.

Новая я.

Мне кажется, концентрация всех этих мыслей отражается у меня на лице, потому как присевший на стол Каримов стискивает бокал, а в его глазах мелькает удивление. Что он видит? Не свойственное мне прежде осознание права на собственные желания? Или уверенность, что я больше не позволю ничему — ни судьбе, ни кому либо другому — управлять собой? Что я теперь во всех событиях, что произошли со мной, смогу увидеть не только боль, но и возможность, то самое дно, от которого я оттолкнусь?

Мама говорит — мы с ней медные проволоки. Но именно здесь и сейчас я чувствую, что это не скрученные моток, брошенный на свалке. А оголенный провод, по которому течет сумасшедшая энергия.

Смешок.

Почти издевательский.

И с удивлением я понимаю, что это мой, а не его.

Я мягко-мягко, как кошка, смотря прямов в глаза, подхожу к нему, становясь рядом и задираю голову — но не чувствую себя при этом ниже.

— Значит, твоя жена?

Обвожу языком пересохшие губы. Каримов вздрагивает и на мгновение переводит взгляд. Его тело не врет и не врало никогда. Я могу быть уверена, что он последняя сволочь и игрок, к которому не стоит даже подходить, но при этом я также уверена — физически нам было хорошо вместе.

Хорошо настолько, что я предпочитаю не вспоминать об этом…

Он не отвечает ничего, только утягивает одним взглядом в привычный омут, пытаясь снова присвоить полностью — мое тело, душу, мысли, включить в новую, но столь же опасную, как и прежде, игру.

— Значит, я владею всем, что прописано в бумагах и что полагается по закону? Твоими активами, половиной имущества, твоим бизнесом, домом… тобой?

Я говорю неосознанно хрипло, так же хрипло и непристойно, как шептала когда-то в его постели, в его квартире, как кричала, когда он доводил меня до грани, за которой я теряла себя, подчинял, заставляя получать от этого сумасшедшее удовольствие, поглощал своей темной энергетикой и уводил в глубину Тьмы.

Зрачки мужчины расширяются и будто пульсируют в такт биению сердца. Моего или его?

— Значит, в моем старом паспорте все еще штамп, на бумагах только моя подпись, а ты пришел, чтобы заявить на меня свои права?

Его дыхание все-таки сбивается.

На долю секунды, но я чувствую его настолько хорошо, что мне хватает и этого, чтобы понять, насколько сжата пружина у него внутри.

Чертов игрок, который однажды небрежно смахнул неугодную пешку с шахматной доски. Мой бывший, который по каким-то причинам все еще желает оставаться настоящим — но при этом до сих пор не оправдал меня за предыдущие «преступления». Враг, готовый казнить меня за малейшую провинность — и, возможно, приехавший, чтобы привести свой прошлый приговор в исполнение.

Я больше не боюсь и не поддамся.