Я огрызаюсь, поправляю ремешок сумки на плече. Чем дальше я от Саввы, тем сосредоточеннее я могу говорить.
— Мы с Юрой в браке, — объясняю я в стиле Дубинина. — И он, конечно, знает, что Кирилл не его сын. Кирюша не зовёт его папой.
— Хорошо, — мужчина резко выдыхает. — Хорошо.
Савва даже глаза прикрывает от облегчения. Словно это главная новость в мире. Самая сокровенная и нужная. Без которой он жить не мог.
И это злит меня. Так сильно, что кожа вспыхивает. Покалывает от того, что Савва радуется подобному.
Что у Кирюши папы нет.
— Не хорошо, — чеканю я. — Просто Юра часто в разъездах. Всё может поменяться. И тогда…
— Он не станет называть его отцам!
— Станет, Савва. Если Кирюша захочет — он станет называть Юрой отцом. Он живёт с нами. Он был рядом со мной. Ты представить не можешь, как часто Юра помогал мне и
— Нашему.
— Статус «нашего», Дубинин, тебе придётся заслужить. И я сомневаюсь, что у тебя получится.
С этими словами я выхожу из кабинета. Выдохнуть могу, лишь оказавшись в лифте. Когда усаживаюсь в такси — меня уже трясёт.
Я думала, что эмоции накрывали меня в кабинете. Но это не так. Тогда лишь их отголоски вибрировали. А вот теперь вулкан взрывается.
Лава течёт по венам, щиплет до слёз. Самоуверенность Дубинина занозой попадает в сердце, терзая.
Хочет он. Требует! Пытается своё получить, хотя это незаслуженно. Нечестно. Он…
Да он меньше Юры имеет право. Донор — это не повод себя отцом называть.
Конечно, Юра не пытается заменить малышу отца. И ничем мне не обязан. Но он сделал многое, особенно за последние недели. Мне даже просить не пришлось.
А мой муж просто всё разрушил. И плевать ему было на последствия.
Но я пытаюсь успокоиться. Понимаю, что я поступила правильно. Хоть мне от этого и не радостно.
Это самый оптимальный вариант. Безопасный. Это не приведёт к судебным разборкам. К попыткам Саввы прогнуть всё под себя.
Сейчас… Сейчас именно мужчина прогнулся, и я это понимаю. Он проглотил все мои требования. Лишь для того, чтобы с Кириллом увидеться.
Это что-то значит, да?
Какой-то первый шаг навстречу.
А дальше мы посмотрим. Как всё будет.
Я чуть бью себя по щекам, чтобы прийти в сознание. Вытираю выступившие слёзы, медленно дышу.
Я спешу к маме, у которой остался Кирюша. Хочу провести время с сыном, успокоиться. Рядом с ним мне всегда легче становится.
Я будто броню скидываю рядом с Кирюшей. А при этом — становлюсь сильнее, чем когда-либо. Ради сына мне всего добиться хочется.
— Ну как? — взволнованно спрашивает мама, запуская меня в дом. — Марьям, что там, не молчи? Плохо всё? Савелий решил…
— Всё хорошо, — я отрезаю. — Мы говорили. Договорились.
— И что? Он просто так войдёт в вашу жизнь после всего? Чтоб его черти утащили! Он права не имеет.
— Не имеет, но… Закон на его стороне. Достаточно доказать, что я была беременна до развода. И тогда всё решится.
— А то, что он тебя на аборт отправил — уже не важно?! Что за законы такие, а?
— Предложение, не принуждение. Не переживай. Я со всем справлюсь, да?
Я целую маму в щеку. Успокаиваю себя, саму себя почти убеждаю: всё будет хорошо. Но сомнения терзают.
Вымыв руки, я спешу к сыну. Удивляюсь тому, что он так тихо сидит. А после погружаюсь в состояние шока.
— Что это?!
Я вскрикиваю, обвожу взглядом комнату, в которой десяток различных коробок с игрушками.
— Я не успела сказать, — сокрушается мама. — Недавно принесли. Это игрушки для Кирилла.
— Это я вижу. Но кто их… Дубинин.
Подлец. Мы только договорились, а он сразу нарушил условия. Решил задарить Кирилла подарками и купить его.
Я сдерживаю порыв позвонить Дубинину и покрыть его матом. Я девочка образованная, я их много знаю. И не пожалею на мужчину.
Но я решаю, что не стоит этого делать. Войну мне объявил? Показал, что мои желания ничего не стоят? Хорошо.
Вот только я больше не буду опускаться до уровня Дубинина. Мне нужно быть выше этого. Двигаться вперёд, а не тормозить для стычки.
— Забрать надо было? — сокрушается мама. — Я не знала, от кого! А Кирюша рядом был, увидел… Он так просил отдать, что я не сдержалась. Зато посмотри, как он счастлив.
— Я вижу, — я киваю, глотая горечь обиды.
— Но ты ведь можешь сказать, что от тебя. Нечего заслуги приписывать ему. Ишь какой. Объявился и раз купил что-то. А ты…
— Мама!
Кирюша, наконец, замечает меня. Он подскакивает. Семенит ко мне, покачиваясь. Хватает меня за руку.
— Смотри!
Сын тянет меня за собой. Туда, где все игрушки расставлены. Показывает, хвастается.
— Это Гоб, — трясёт роботом. — И его брат Боб, — подхватывает машинку. — А ещё…
Малыш пытается меня со всем познакомить, едва может удержать все игрушки в руках, а ведь это даже не конец.
— Они красивые и милые. Да, мам?
— Да.
Меня гложет то, что эти игрушки — я не могла бы Кире подарить. Не в таком количестве, не сразу.
Чтобы зайти в детский магазин и всё в корзину бросить. Тут подарков — на несколько лет. Дорогих. Некоторые — неоправданно «золотые».
Это то, чего я избежать пыталась. Чтобы Савва выиграл лишь за счёт денег. Купил сына и его расположение.