— Потому что я не знаю, что делать! Как правильно поступить… Сильнее закапываю себя.
— Разве незнание это слабость? Ваш сын много не знает, так?
— Но ему два! А мне — двадцать пять. Я юрист и…
— В двадцать пять лет все знают всё? Некоторые в вашем возрасте только начинают работать. Кто-то только определяется, чего хочет от жизни. Не знать чего-то нормально. Что в двадцать, что в сорок.
— Но я должна реагировать по-другому. Я юрист и…
— Кому вы должны?
Я вздыхаю. Никому. Себе. Всем.
Всё запутано очень. Но я понимаю одно. Пока я в своих мыслях не разберусь — лучше не станет.
Я могу отправиться к Савве — и просто ещё сильнее себя закопаю. Снова не решусь на откровенный разговор.
Струшу.
— Нельзя показывать слабость, — озвучиваю очевидное. — Это то, чему научил меня муж.
— Вы следуете его заветам, потому что согласны? Или по привычке? Как вы сами считаете?
Не знаю. Знаю лишь то, что пока Саввы не было — я жила нормально. А теперь…
Да, следую. Чем ближе Дубинин — тем больше я вытаскиваю из памяти его советов. Следую им, пытаюсь подстроиться.
Подражать самому Савве, чтобы не уступать. Хотя у меня никогда этого не получалось. Опыта не хватает, чтобы на равных тягаться.
Так почему это так важно?
Потому что он бросил меня. Предал. И моя попытка «отплатить» — показать, что у меня всё идеально. Что я лучше, сильнее, желаннее.
— Он ломал вас? Или…
— Я, — я выдыхаю правду, которую сама осознаю. — Я себя ломала в угоду ему.
Хотя Савва и не просил. Он просто… Помогал. Поверить в себя, стать другой. Не бояться.
А я брала его советы, вшивала в себя, заставляла следовать. Потому что хотела соответствовать. Должна была.
И сейчас продолжаю это делать. Дотягиваюсь до незримого уровня, чтобы просто не пасовать.
А в голове вибрирует «кому должна?»
И ответа нет, если честно.
Отцу, который всегда повторял, что где-то я недостаточно хороша. Он любил меня, я знаю, хотел лучшего. Но при этом вселял неуверенность.
Савве, который сначала дал мне веру в себя, а после растоптал и бросил без объяснений.
Себе. Ибо если буду делать вид, что всё идеально — значит, и не ранена вовсе. А это…
Все мы ранены. Изменой мужа. Родителями. Предательством подруги или грубым комментарием незнакомого человека.
И нормально быть раненной. Нормально быть слабой.
— Страшнее всего, — возвращаюсь я к первому вопросу. — Что я поступлю неправильно из-за этого травмирую сына.
— Марьям, — женщина мягко улыбается. — Поверьте мне, детей травмировать и сложно, и легко одновременно. Вы можете быть идеальной, а одно слово скажете — и они навсегда запомнят.
— Мне от этого не легче.
— Думайте о том, что десяток других слов они не запомнят.
— Но если мой бывший муж обидит сына? А я это допущу…
— Тогда вы будете реагировать на это. Но всё зависит не только от вас, понимаете? Есть другие люди. Ваш бывший муж. Если он захочет опеку…
— Я не смогу ему помешать.
Да. Я понимаю. Несколько заседаний — и он добьётся своего. Вопрос времени.
И лучшем самим договариваться, чем ждать суда, где решение может быть совсем неподходящим.
Договаривать — всегда лучше.
Я выхожу из здания разрезанной на кусочки. Обычный разговор, после которого осталось очень много вопросов.
К самой себе.
И собственный взгляд со стороны на то, что я мечусь, чем делаю только хуже.
Я играла по правилам Дубинина. Как он научил. Может пришло время сыграть по моим?
По правилам той девочки, которая не стала себя перекраивать ради мужа?
Я долго думаю (снова, да). И долго представляю разговор… А после взрываюсь злостью на саму себя.
Снова хочу поступать, как привыкла. Вместо этого — делаю то, что в прошлый раз принесло результаты.
Позвонила Дубинину. Поговорила с ним. Немного правды узнала для себя.
Теперь можно повторить. Но с другим подходом.
— Не ждал твоего звонка, — цокает Савва. — Ты быстро ушла из моего офиса.
— Мне было невыносимо с тобой говорить, — легко признаюсь. — Больно. Так что я сбежала.
— Больно? Тебе?
— Да, Савв, мне тоже бывает больно. Но я не для этого звоню. Если… Если ты хочешь переговорить и решить всё — я хочу встретиться.
— Сегодня?
Я мимолётом смотрю на часы. Поздний вечер. И нет, я достаточно выжата, чтобы сейчас всё это решать.
А завтра — день рождения Кирюши. И я хочу провести время с сыном, ни на что не отвлекаясь.
— Я не в городе, — продолжает Савва. — Я смогу приехать через несколько часов…
— Давай в понедельник. В твоём офисе. И тогда всё… Разрешаю не выпускать меня, пока мы не закончим.
Я горько смеюсь, потому что это нужно сделать. Как говорил психолог — промыть раны, высказать всё.
Мне предлагали просто написать письмо и сжечь, но я действую радикально. Нужно расставить все точки, прояснить.
И не гадать, что будет дальше. А действовать согласно новым фактам.
Разбираться с проблемами, не надумывать.
Да, я смогу так.
Смогу. Что ещё мне остаётся?
— С днём рождения!
Я планирую посвятить весь день сыну. Он самое лучше, что со мной случалось. И заслуживает каждый день подобный.
Но пока ограничимся.
— Мне уже два?
Сын вытягивает пальчики вперёд. Я загибаю один, показывая, как правильно. Конечно, Кирюша считать не умеет, но запоминает хорошо.