Мой бывший бывший

Нет, я не буду орать. Надо было догадаться, что он додумается дать Маруське свой номер телефона. Предугадать этот маневр и разрешить его самостоятельно. Что уж тут сделаешь, что сама не догадалась? Разрешу постфактум. Нет ничего криминального в том, что у них будет линия связи. Кажется, даже польза есть — вот сейчас, по крайней мере…

Маруська уже вистит «у папочки» на шее, а он, не особенно обращая внимание на её еще влажное платье, подхватывает мою плюшку на руки. Нашу с ним плюшку… К «нашей» мне нужно уже начать привыкать.

— Это твой бывший муж? — тихо спрашивает у меня Наташа вполголоса. — Отец Маши?

Все-таки умение Ветрова произвести впечатление бывает полезно… Будь он каким-нибудь пьяненьким придурком в тельняшке — такого уважения в голосе Наташи было бы меньше. Правда, что тут уважать? Муж-то бывший…

— Иногда они возвращаются, — невесело откликаюсь я, наблюдая, как Ветров и шагает к нам, не отпуская Маруську с рук.

Хотя… Почему невесело?

Судя по тону Наташи, вопрос того, кого именно принимать за виноватого, все-таки решен и в нашу пользу.

У Ветрова такие глаза, что на месте мамы Маскарадовой я бы уже бежала куда-нибудь к границе Китая. Ну а что, зря он приехал? Хочет поиграть в папочку и защитить дочь? Так мне совершенно не лень ткнуть в кого надо пальчиком и сказать "Фас".

А уж ради того, чтобы Регину еще раз перекосило вот так, по диагонали — я готова Ветрову даже улыбнуться. Возможно, даже приветливо…

Увы, заветное «Фас» мне сказать не удается. Все говорит Ветрову Маруська — докладывает «на ушко», причем явно — очень подробно, и ужасно экспрессивно. Короче говоря, когда Яр подходит к нам, он без лишних вопросов сухо кивает мне, а двух остальных дев за столиком обводит холодным взглядом.

— И кто тут Маскарадовы?

— Я! — Регина вскидывается, будто готова уже грудью и амбразуру закрыть, и чего только ни сделать, а потом вцепляется в плечи Оли. — Точнее мы. Регина Александровна.

Ой, боже. Ой, нету папы Маскарадова здесь, какая ж жалость. Ему, наверное, стоило бы услышать это томное «Регина Александровна».

— Пойдемте поболтаем, — Яр игнорирует и намек на то, чтобы ему представиться, и просто деловито кивает в сторону стеклянных дверей кафе, — и возьмите своего ребенка с собой. Не дай ей бог еще раз довести до слез мою дочь…

Эй-эй, ну так не честно.

Мало того, что меня не берут с собой, мне еще и головой отрицательно покачивают, прямо намекая, что ходить на казнь Регины мне официально запрещается.

— Папа… — Маруська ловит Ветрова за рукав, будто не хочет отпускать.

— Развлекайся, солнышко, — Ветров мягко ей улыбается, а потом острым взглядом задевает и Наташу Полищук, — к нам ведь нет никаких претензий?

Магия Ветрова в том, что Наташа Полищук, та самая, что пять минут назад стояла в раздумьях, чью же сторону ей принимать нервно кивает. Впрочем, поздно. Приговор ей выписан. С её дочкой я запрещать Маруське дружить не буду, но с самой Наташей у нас не срастется. При том, что даже я за ручку притащила к ней ту официантку — Наташа слишком откровенно склонялась не на нашу сторону.

Вот что значит быть белой вороной в этой чертовой гимназии… Вот ведь… Понесло же меня именно туда!

Ветров уводит Регину и Олю, оставляя мне единственную возможность хоть как-то насладиться победой над Маскарадовыми — попялиться сквозь стеклянную дверь.



Жаль.

Это ведь не боксерский спарринг, зрелищность боя никакая, оружие Ветрова — слова. И я их не слышу. Только вижу, как крепче впивается в плечи дочери Регина, как она все сильнее краснеет, один раз — даже отступает на шажочек назад, будто боится находиться к Ветрову уж очень близко.

Ладно, скажем честно — это все равно кайф. Мне даже жаль, что праздник детский, потому что от мартини под эту медленную, исключительно вербальную казнь, происходящую “за стеклом”, я бы сейчас не отказалась.

28. Война — болезнь, и оба мы — больные

Семь минут спустя и Регина, и Оля торопливо упаковываются в машину и «покидают поле боя». Дивно. Вот сейчас можно и покурить, ощущения даже очень катарсические.

Маруська веселой козой прискакивает ко мне и сообщает, что она устала и «может, мы уже домой поедем?».

На всякий случай я вглядываюсь в улыбку дочери, пытаясь найти там фальшь и подавленную обиду. Нету. Видимо, «явление папы» сработало как мощный антидепрессант, да и победа над злополучной Олей все-таки состоялась, это и моя Плюшка понимает. Есть повод ходить по школе задрав нос ближайшую неделю.

Ну, а что, в принципе, почему бы и не уехать. Мы-то никуда не бежим. Мы просто устали от слишком большого количества впечатлений.

— Пока поиграй, Плюшка, я на улице подожду и напишу дяде, который нас подвезет, — киваю я, доставая из кармана телефон. Ник обещался быть недалеко, надеюсь, сильно не задержится…

Как-то неуютно мне выходить на улицу, туда, где невозмутимо курит Ветров, кажется — ожидавший именно моего явления. Я даже телефон прячу, будто он сможет догадаться, что я сейчас вызывала Ника.