Мой бывший бывший

Но она ведь ждет ответа на свой вопрос, моих исчерпывающих объяснений. И она… Она имеет на них все права, я не могу вцепиться в неё как Скрудж МакДак в золото. Она не моя вещь — а живая малявка, и просто хочет познакомиться с папой…

Но какой из Ветрова вообще может быть отец?

Я даже «воскресным папой» его не представляю…

Вот только это не представляю я.

Я ведь понятия не имею, каким он может быть в отношении Маруськи. Он видел её один раз и хочет познакомиться. Хочет установления отцовства, встреч, прочей фигни, кажется, что-то даже про алименты заговаривал. Ну, не я о них заговаривала, точно. Я к его деньгам добровольно бы не прикоснулась. И не заговорила бы о них. Нет, он сам о них заговаривал сегодня. И о встречах — тоже сам. Это…

Это ведь чего-то стоит, да?

— Солнышко, помнишь дядю, который приходил ко мне вчера? — неловко начинаю я. Ох, не предполагала я, что мне придется вести такие разговоры.

Маруська — человечек «сто тысяч вопросов» — кивает, слушает мои сбивчивые объяснения и атакует меня сначала одним сомнительным вопросом, потом другим.

И приходится находить ответы, такие, чтобы она мне поверила, такими, чтобы она поняла, и… Не возненавидела меня. Ни сейчас. Ни потом. Ни в принципе.

Ветрову я перезваниваю через сорок минут. Для надежности — все-таки выхожу в подъезд, а то есть у меня подозрение, что моя лиса все-таки будет подслушивать.

— Встреча завтра в час, — говорю тоном «официальных уведомлений», не терпящим никаких споров. Для начала — просто пообедаем. Место можешь выбрать сам, но не рекомендую никаких ресторанов. У Маруськи шило… Везде у неё шило, где только можно. Посочувствуй себе и официантам, вам её не поймать. А я дам Маруське вас хорошенько помучить, я слишком на тебя злая, Ветров, чтобы спасать тебя от трудной доли.

— Может быть, тогда встретимся в воскресенье? — судя по тону, Ветров не ожидал, что я возьму и сдамся вот так просто. — Ты успокоишься заодно. Или безнадежно, без двадцати уколов в живот тебе не полегчает?

— В воскресенье у Маруськиной подруги день рожденья, и я в гробу видела после такого стресса еще и наблюдать твою физиономию, — устало отрезаю я, — или завтра, или можешь подождать до суда.

— В час так в час. За вами заехать? — мой тон Яр понимает верно и тут же вцепляется в то, что дают.

— Лучше не надо, мы доберемся сами, — емко выдыхаю я и сбрасываю. Ни одной лишней секунды слушать Ветрова у меня нет никаких лишних сил.

В голове блаженная пустота — и одна только мысль — ну, ты и налажала, Виктория Андреевна. Но… Тут ничего не попишешь. Встреча назначена. Отвертеться от неё — себе дороже. Зная Ветрова — он ведь назло мне припрется к моему дому и будет караулить нас тут.

Для знакомства. Да — незаконного, но даже если я вздумаю повозражать, на суде он все равно меня переспорит. Ну, или просто оплатит штраф, ужасно фальшиво раскаиваясь.

Осталось только понять, как согласуются эти планы с кино и Ником.

20. Ни минуты покоя

Признаться честно, я надеялась, что в выходной день, и без того испорченный перспективой встречи с Ветровым, смогу хотя бы выспаться.

Была своя прелесть в том, чтобы просыпаться в девять утра, в обнимку с теплой Маруськой — а по пятницам она регулярно засыпает у меня — и никуда-никуда не вставать.

Размечталась!

Просыпаясь под Беонсе, я ловлю за хвост мысль, что если это Ветров — я пошлю часов до одиннадцати сегодня — не цензуря ни слова. Потому что, ну обурел же, скажите? Звонит в семь утра, батюшку б его, да расстрелять без суда и следствия. Вот то-то и оно, что обурел!

— С добрым утром, Виктория!

Бодрый голос начальства, причем того самого невозможного начальства, что взяло тебя на работу без собеседования — вот что бодрит эффективнее любого кофе и холодного душа вместе взятых.

— Э-эдуард Александрович? — голос все-таки удерживается в приглушенных тонах — Маруська под моей рукой сонно возится, но еще не проснулась.

— Какие у вас планы на выходные? — Козырь вообще не разводит реверансов, ему точно плевать, как я не удерживаюсь и зеваю в трубку.

— В каком смысле? — зевок, кстати, заклинивает от удивления. Какой-то слегка компрометирующий вопрос от непосредственного начальства.

— В прямом, Вика, в самом что ни на есть прямом, — вздыхает Козырь, явно недовольный моим удивлением, — ладно, я объясню. В четверг приезжают японцы, а Ника я отправляю на пару дней в Лондон. Так что ассистировать нашим юристам на переговорах будете вы. И вас надо переодеть.

— А? — я зависаю настолько, что эта красноречивая буква все-таки прорывается вслух. — Пере… что?

— Переодеть, Вика, переодеть, — терпеливо поясняет Козырь, — я работаю с этой фирмой уже четвертый год. И если к ним на переговоры явится девушка в платьишке за пару тысяч рублей — меня очень неправильно поймут.

— Как лабутены на кассире Пятерочки? — припоминаю я его же сравнение.

Платьишко за пару тысяч… Ну, это вы меня переоценили Эдуард Александрович. Я с тех пары тысяч еще и распродажи подожду… Ну, ладно. Не будем выдавать моих нищебродских тайн.