Марат. А может, и верно, не стоило приходить сюда… (Обернул шею шарфом.) Долгая дорога до вашего городка. (Надел свою пыжиковую шапку.) О чем только не вспомнишь. Я и вспомнил. Будь здоров сколько вспомнил… будь здоров. (Дошел до двери, обернулся.) Мосты!… (С какой-то яростной веселостью.) Лучший род сооружений в мире! Шесть мостов – шесть страничек жизни. Но стала ли хоть одна из них для меня пределом? Вершиной? (Помолчал.) Был у меня дружок, инженер-проектировщик, мы с ним три моста поставили. Уверенный парень. Но ему тоже все недоставало чего-то. И вот поручили ему проектировать мост… Невиданное сооружение!… Проект проходил трудно; возражателей нашлось – будь здоров. А ведь он и того добился, что меня назначили начальником строительства. (Замолчал и поглядел на них так, словно только что увидел.) Ладно… К чему это? Поздно, верно, Лика? (Подошел к двери и вдруг снял ушанку и обернулся к ним.) Главным делом жизни могло это стать. Могло!… А вот не стало. (Резко.) Отступил от дружка. Взял и отступил. Немыслимо – верно? Я – и отступил. (Поспешно.) Уверил себя и прочих, что не готов, не справлюсь, не смогу… (Задумался на мгновение.) А может, и впрямь так было? (Зло.) Так или не так, а на другой объект перебраться мне удалось довольно ловко… А тут и письмо является: «Здравствуй, Марик, здравствуй, потухший вулкан». Точно. Эти два слова он мне и написал. (Заговорил лихорадочно, поспешно.) Сейчас худо ему, бывшему моему дружку, – любители тишайшей жизни сомнительным проект обозвали… (Усмехнулся.) Нет, суть не в том, что он презирает меня, может быть, даже ненавидит… Я сам не примирюсь с собой! (Медленно.) Я уже никогда, наверно, с собой не примирюсь.
Леонидик. Печальная история. (С грустью.) Тебе никогда не приходило в голову, что в нее почти нельзя поверить?
Марат (в отчаянии). Почему?
Леонидик. Видишь ли… она лишена логики.
Марат (яростно). Полагаешь, что жизнь логична? Напиши об этом стихи. «Вечерка» напечатает их, захлебываясь от счастья! (Резко.) А разве все, что случилось с тобой, – логично?
Лика (ласково). Милый, мы уже не дети, и право витать в небесах предоставим молодому поколению. А наш срок вышел – пора спускаться на землю.
Марат (запальчиво). Не хочу!
Лика. Мы не сверхчеловеки, дружочек.
Марат (страстно). Кто тебе это сказал?!… Люди здорово задолжали провидению за то, что оно позволило им жить на земле! А ну, подумай, сколько народу померло из того расчета, чтобы мы остались в живых? Вспомни сорок второй, блокадную зиму, все страдания. Сотни тысяч умерли за то, чтобы мы были необыкновенны, одержимы, счастливы. А мы – я, ты, Леонидик?… Вспомни, какой ты была, что обещала. А где оно – где обещанное? (Тихо.) Ну… Что молчишь?
Лика (очень вдруг просто). Мне страшно.
Марат (подошел к ней, нежно погладил ее волосы.) Наконец-то. (Улыбнулся.) Эх ты, Лика-Лика… Человеку иногда бывает полезно испытать страх за себя. Ведь среди оптимистов полно трусов, девочка. (Подумав.) Нет, теперь я хочу верить вот во что – даже за день до смерти не поздно начать жизнь сначала.
Лика хотела возразить Марату, но нужные слова не пришли на память, и ей всего-навсего удалось улыбнуться – испуганно и растерянно.
(Весело.) А сейчас я попытаюсь быть логичным, Леонидик, чем черт не шутит. Так вот, я бы тебе сказал, Лика… и я тебе скажу. Все. (Подошел к ней очень близко.) Потерял тебя – и все потерял. Даже птицы по утрам не поют… молчат чего-то. Звездное небо куда-то делось – оно пустое теперь, поняла?… Ни одной звезды! Наступила тишина… темнота. (Помолчав.) Ну вот… Вы так жаждали логики, дурачки… (Обернулся к Лике.) И как теперь все будет – не знаю.
Лика (помолчав, встала и сказала очень твердо). Как было. Только лучше. (Подошла к Леонидику.) Он будет счастлив. Я просто клянусь тебе.
Марат. Прощайте! (Выбежал из комнаты.)
Леонидик. Верни его… верни, Лика!
Лика (вдруг почти побежала к двери, остановилась, из глаз ее текут слезы). Не могу… Не могу.
31 ДЕКАБРЯПраздничный стол был накрыт на двоих, а Лика и Леонидик сидели на диванчике и играли в карты.
Леонидик. Ну все – пробил твой час!
Лика. Не боюсь я тебя.