Могучая крепость

Кахнир знал, что подавляющее большинство его коллег-прелатов никогда не поймут, почему он настаивал на двух длительных пастырских визитах в своё архиепископство каждый год, вместо одного вынужденного и неохотного, который совершало большинство из них. То, что он добровольно проводил зиму в Ледниковом Сердце, вдали от удобств Храма, развлечений Зиона, политических манёвров и создания альянсов, которые были столь важны для существования викариата, всегда их забавляло. О, один или двое из них поняли, как так получилось, что он полюбил захватывающую красоту, скалистость высоких гор, снежные шапки и густые вечнозелёные леса. А ещё водопады, которые низвергались на сотни футов сквозь кружева брызг. И глубокие, ледяные озера, питаемые высокогорными ледниками, от которых провинция получила своё название. Несколько других — в основном люди, которых он знал по семинарии, когда был намного моложе — знали о его давнем интересе к геологии, о том, как он всегда любил изучать творения рук Божьих в костях мира, о его удовольствии от спелеологии и соборной тишине, которую он находил в глубоких гротах и пещерах.

Тем не менее, даже те, кто знал об этих сторонах его натуры, кто мог смутно понять, что такой человек, как он, может находить в таком архиепископстве, как у него, всё равно считали его предпочтение Ледниковому Сердцу и его длительные визиты к своим неотёсанным деревенским жителям трудными для понимания. Это было так эксцентрично. Так… необычно. Они никогда не понимали, как он черпал силу и поддержку в вере, которая так ярко горела здесь, в Ледниковом Сердце.

Также как они никогда не понимали, что жители Ледникового Сердца — как дворяне (какими бы они ни были и сколько б их там не было), так и простолюдины — знали, что он искренне заботится о них. Те другие архиепископы и викарии не беспокоились о таких мелочах. Даже лучшие из них слишком часто считали, что они выполняют свою работу и даже сверх того, сохраняя десятину в допустимых пределах, следя за тем, чтобы в их архиепископства направлялось достаточное количество других священников, чтобы их церкви и монастыри были заполнены, и за тем, чтобы их епископы-исполнители не стригли лишнего со своих прихожан. Они больше не были деревенскими священниками; Бог призвал их к более нужным и важным обязанностям в управлении Его Церковью, и было много других священников, которые могли обеспечить пастырскую заботу, на которую у них больше не было времени.

«Именно так вся эта история в Черис сумела застать их всех врасплох», — мрачно подумал Кахнир. Он покачал головой, но глаза его продолжали твёрдо вглядываться в горизонт — твёрже, чем лёд и снег, на которые они смотрели. —«Идиоты. Дураки! Они насмехаются над попытками реформировать Мать-Церковь, потому что система прекрасно работает… для них. Для их семей. Даёт им власть и возможность набивать их кошельки. И если она работает на них, то, очевидно, она должна работать на всех остальных. Или, по крайней мере, для всех остальных, кто имеет значение. Поэтому они считают, что правы. Они больше не священники… и даже не понимают, какой мерзостью в глазах Бога становится епископ или викарий, когда он забывает, что во-первых, в-последних, и всегда, он пастор, пастух, защитник и учитель. Когда он отказывается от своего священства во имя власти».

Он заставил себя отстраниться от гнева. Заставил себя глубоко вздохнуть, затем встряхнулся и отвернулся от окна. Подошёл к камину, открыл каминный экран и с помощью щипцов положил на решётку колосника пару новых кусков угля. Он прислушался к внезапному, яростному потрескиванию, когда пламя исследовало поверхность нового топлива, и несколько мгновений стоял, согревая руки. Затем он поставил экран на место, вернулся к своему столу и сел за него.

Он знал истинную причину, по которой его гнев против тех, кто развратил Мать-Церковь в эти дни, так легко превратился в раскалённую добела ярость, потрескивающую и ревущую, как пламя на его решётке. И он знал, что его гнев больше не был результатом простого возмущения. Нет, теперь он был более заострённым и гораздо более… личным.

Он закрыл глаза, начертил знак скипетра на груди и пробормотал ещё одну короткую, искреннюю молитву за своих друзей в Зионе. За других членов Круга, которых он был вынужден оставить позади.

Он гадал, выяснил ли Сэмил Уилсинн личность предателя. Раскрыл ли он смертельную слабость в стенах крепости Круга? Или он всё ещё гадал? По-прежнему был вынужден держать свои знания при себе, чтобы Клинтан не понял, что он знает, что будет дальше, и не нанёс удар ещё быстрее и безжалостнее?