Тут не могло быть никаких сомнений. Я узнал бы его при любых обстоятельствах. Он сидел перед объективом — само дружелюбие, а за его спиной возвышалось здание Белого Дома.
Заголовок, напечатанной под фотографией статьи, окончательно подтвердил мою догадку. В нем сообщалось:
ГОВОРЯЩАЯ СОБАКА ХОЧЕТ НАНЕСТИ ВИЗИТ ПРЕЗИДЕНТУ.
— Мистер, — спросил продавец, — вы купите эту газету?
Я дал ему купюру в десять долларов и он недовольно хмыкнул.
— А у вас не найдется денег помельче?
Я ответил, что не найдется.
Он отсчитал мне сдачу, я запихнул ее вместе с газетой в карман и пошел назад к машине. Я хотел прочесть статью, но по какой-то необъяснимой причине, которую я даже не пытался понять, мне хотелось прочесть ее, сидя в машине, где меня никто не побеспокоит.
Статья была написана остроумно, пожалуй, даже чуточку остроумнее, чем следовало бы.
В ней рассказывалось о псе, которому захотелось встретиться с президентом. Прежде чем его успели остановить, он проскочил в ворота и попробовал проникнуть в Белый Дом, но охранники выставили его за дверь. Уходил он неохотно, пытаясь по-своему, по-собачьи, объяснить, что в его намерения не входило учинять беспорядки, но он был бы весьма признателен, если бы ему дали возможность повидаться с президентом. Он сделал еще две-три попытки пробраться в здание, и кончилось тем, что охранники вызвали по телефону собачника.
Приехал собачник и забрал пса, который пошел с ним довольно охотно, без каких бы то ни было признаков озлобления. А вскоре собачник вместе с псом вернулся. Он сказал охранникам, что, может, все-таки стоит устроить псу свидание с президентом. По словам собачника, пес объяснил ему, что у него есть к главе государства дело чрезвычайной важности.
После этого охранники снова отправились к телефону и, спустя немного времени, за собачником приехали и отвезли его в больницу, где он в настоящее время находится под наблюдением врачей. Псу, однако, разрешили остаться, и один из охранников в предельно выразительной форме объяснил ему, насколько с его, пса, стороны смешно надеяться на встречу с президентом.
Пес, как сообщалось в статье, был вежлив и вел себя очень прилично. Он сидел перед Белым Домом и не доставлял никаких хлопот. Даже не гонялся по газону за белками.
«Автор этих строк, — писалось далее, — сделал попытку поговорить с ним. Мы задали ему несколько вопросов, но он молчал, как убитый. Только улыбался».
И вот он, собственной персоной, как живой, глядел на меня с первой страницы — эдакий лохматый симпатичный бездельник, которого никому и в голову не придет принять всерьез.
Но и автор статьи, и все остальные не так уж виноваты, подумал я. И впрямь, что может быть фантастичнее лохматого говорящего пса. А если призадуматься, этот пес своей безмерной нелепостью ничуть не уступает банде кегельных шаров, собравшихся завладеть Землей.
Если б людям грозила опасность, связанная с кровопролитием, или эффектная по какой-либо другой причине, она была бы понята. Но нынешняя опасность не обладала ни одним из этих качеств и именно поэтому была еще страшней.
Стирлинг говорил о существах, которые не зависят от окружающей среды, — именно такими и были эти пришельцы. Они могли приспособиться ко всему; они могли принять любую форму; они могли усвоить и использовать в своих интересах любой образ мышления; для достижения своих целей они могли извратить принципы любой экономической, политической или социальной системы. Они обладали безграничной гибкостью; они приспособились бы ко всему, что человек изобрел бы, пытаясь их уничтожить.
Да, скорее всего, сказал я себе, на Земле сейчас орудует не множество кегельных шаров, а одна гигантская особь, способная делиться на несметное количество частей и с той или иной целью принимать самые разнообразные формы, оставаясь при этом единым организмом, которому известно все, чем занимаются его отдельные фрагменты.
Каким же способом можно уничтожить подобное существо? — спросил я себя. Как оказать ему сопротивление?
Однако, если это действительно был единый исполинский организм, некоторые факты не поддавались объяснению. Почему, скажем, в усадьбе «Белмонт» вместо Этвуда ждала меня девушка без имени?
Мы о них ничего не знали, и у нас уже не осталось времени на их — или его — изучение. А человеку подобные сведения пошли бы на пользу, ибо я не сомневался, что цивилизация этого врага во многих отношениях так же сложна и своеобразна, как и цивилизация человечества.
Они могли превращаться во что угодно. Они, видимо, могли — правда, в каких-то пределах — предугадывать будущее. И они затаились в засаде и будут сидеть в засаде до последнего. А вдруг так сложится, сказал я себе, что человечество погибнет, так и не узнав причины своей гибели?
А я — как мне следовало себя повести?
Швырнуть им в лицо их деньги, бросить им вызов — это было бы чисто человеческой реакцией. И возможно, сделать это было бы совсем нетрудно.