Могила галеонов

— Ну, капитан Чикен был неплохой мужик, — продолжал свой рассказ Манион, — хотя для капитана фамилия у него не самая подходящая. Ну, лет пять я там проболтался, пока смог стать настоящим матросом. Вы, поди, удивились, что я так много знаю о кораблях? А я знаю больше, чем половина этих придурков. — Он махнул рукой в сторону членов команды, спавших вокруг них. — Тогда-то капитан получил новый корабль. Мы ходили в Кадис, везли хорошее сукно из Англии, а обратно — хорошее испанское вино.

— В Кадис? В тот самый порт? — изумленно переспросил Грэшем, поворачиваясь к слуге.

— В тот самый. В проклятую сучью дыру. Ну, мы пришли в порт, разгрузились и стали, значит, ждать, когда вино погрузят. И вышла какая-то проволочка, не помню уж из-за чего. Наши матросы сошли на берег (я-то на корабле остался служить капитану и его доброй жене). Ну, наши, стало быть, сошли на берег и подрались там с какими-то испанцами. А дальше случилось вот что: человек пятьдесят солдат поднимаются на борт нашей старушки «Розы Дептфорда», и не успели мы глазом моргнуть, как все оказались на берегу, в испанской тюрьме, помилуй Господь наши души! Они со своими животными обращаются лучше, чем обращались с нами!

Ну, потом, когда они покуражились над нами, они нас потащили, как они это называют, в суд. А теперь угадайте, кто из ихних старших командиров был в суде за главного, кто заворачивал всем этим делом?

— Маркиз Санта-Крус? — тихо спросил Грэшем.

— А то кто же еще! Его поганые галеры зачем-то тогда пришли из Меда в Кадис — они вроде тех проклятых галер, которые нас вчера чуть не утопили. Они, наверно, хотели доказать, что это настоящие морские суда, не просто стоящие у берега. Но на самом деле, скажу я вам, это не настоящие морские корабли. Для Северного моря они, по-моему, не годятся.

— А что произошло дальше? — спросил Грэшем.

— Нас обозвали пиратами-еретиками. Хорошенькое дело! Я-то думал, мы английские христиане, пытающиеся честно заработать себе на жизнь. Сучий лорд Дрейк — вот уж точно пират и еретик, но его-то они не схватили. Схватили они нас и тут же вынесли нам приговор.

— Приговор?

— Капитана приговорили сжечь как еретика. А нас всех заставили смотреть на казнь, и его жену тоже. Такая уж у испанцев вера! А потом тех из нас, у кого оставалось хоть немного силы, отправили на галеры. А этот запах… когда человека жгут на костре заживо… В жизни его не забуду…

— Так ты был рабом на галерах! — воскликнул Грэшем, не веря своим ушам. — Но это ужасно… это невероятно… — Грэшем не находил слов. Он знал, что, хотя в это трудно было поверить, часть гребцов на испанских галерах делали это «добровольно», точнее, их вынуждала к этому нищета и угроза голода. Знал он также, что среди гребцов находилось немало преступников, приговоренных, по существу, к медленной смерти.

— Для меня не так уж «невероятно», — горько сказал Манион. — На все время, пока ты в море, они приковывают тебя к скамье. Ну, правда, на скамьи подкладывают что-нибудь мягкое, не то за полчаса у тебя слезет вся кожа с задницы. Да и кормят, надо сказать, нормально, что есть, то есть. Им же надо, чтобы ты долго мог работать. И все это — благодаря маркизу Санта-Крусу Никогда его не забуду! Ну, и мы там были все в грязи и в дерьме, и от мух деваться было некуда… Они называли это судом, но они все уже решили задолго до того, как нас к ним притащили.

— Как же ты выбрался оттуда?

— Мне просто повезло. Турки-то на море остались и после ихней битвы при Лепанто. Однажды послали наш корабль выбить отсюда дерьмовых турецких корсаров. Ан вышло по другому. У них на кораблях есть здоровенные тараны, окованные медью. Наш капитан, видать, чего-то не рассчитал, и нас протаранили. Ихний таран расколол корпус как скорлупу. В того, кто сидел справа, ударил таран… Мокрое место осталось. А тому, кто сидел слева, в живот попал здоровенный осколок корпуса…

— А ты?

— А мне ничего не сделалось. Таран разбил ту скамью, к которой прикреплялось кольцо с цепью. Я освободился, если не считать того, что сама цепь, дьявольски тяжелая, все еще оставалась на мне. Да и наша галера пошла ко дну, и на палубе уже в это время воды набралось по колено.

— И как же ты спасся? — спросил Грэшем, как ребенок, желающий знать конец сказки (хотя сказок ему в детстве никто не рассказывал).

— Ну, а вода все прибывала. И тут я увидел — рядом со мной плавает ключ от кандальных замков. Надсмотрщик держал его у себя в кожаном футляре, да, видать, обронил. Вода уже дошла мне до пояса. Пришлось мне набрать воздуха в грудь и присесть, чтобы открыть замки на ногах. Один-то я открыл, да тут корабль накренился — и я сам обронил ключ. Мне хотелось вздохнуть, но голова находилась под водой, и я, вместо того чтобы подняться, принялся как сумасшедший шарить руками вокруг и нашарил его.

— Ключ? — спросил Грэшем.

— Ну да. Ну, я открыл второй замок — ноги мои освободились!

— А что было дальше?

— Плохо помню. Помню только, как я плыл и дышал чистым воздухом.

— Да домой-то ты как добрался? — не унимался Грэшем.