Могила его предка

Памяти Джона Чинна, эсквайра.

Бывшего сборщика…

…без кровопролития… или ошибки Власти

употребл… только… ства умиротвор… и Довер.

достиг… наго подчинения…

Беззаконного и хищнического нар…

нив их… скому Правительству

Побед… над умами

Самый постоянн… и рациональный способ Владен…

…Главный губернатор и Совета… енгальский

…приказали… эт… воздвигнуть

…нул эту жизнь Августа 19, 184… В возр…

На другой стороне могилы были старинные стихи, также сильно стершиеся. Вот что мог разобрать Чинн:

…дикая шайка

Покинула свои убежища и… Команда

. . .

И… щия селения доказывают его вели… заботы…

Человечн… надзор…рава возвращены

Народ… уступ… покорен без меча.

Некоторое время он стоял, наклонившись над могилой, думая об этом мертвеце одной с ним крови и о доме в Девоншире, потом проговорил, кивая в сторону равнин:

– Да, это большое дело – все вместе – даже моя маленькая доля. Он, должно быть, был достоин, чтобы его не забыли… Букта, где мои люди?

– Не здесь, сахиб. Никто не приходит сюда иначе как при полном сиянии солнца. Они ждут наверху. Подымемся и посмотрим.

Но Чинн вспомнил главный закон восточной дипломатии и ответил ровным голосом:

– Я пришел сюда только потому, что люди Сатпура глупы и не осмелились явиться к нам в полк. Прикажи им прийти ко мне сюда. Я не слуга, а господин бхилей.

– Я иду… я иду, – пробормотал старик.

Ночь приближалась, и каждую минуту Джан Чинн мог свистом призвать своего страшного коня из потемневшего кустарника.

В первый раз за свою долгую жизнь Букта ослушался приказания, покинул своего повелителя и не вернулся, он прижался к плоской вершине горы и тихо свистнул. Вокруг него задвигались люди – маленькие люди с луками и стрелами, с полудня наблюдавшие за Чинном и Буктой.

– Где он? – шепнул один из них.

– На своем месте. Он приказывает вам прийти, – сказал Букта.

– Сейчас?

– Сейчас.

– Пусть он лучше выпустит на нас Заоблачного Тигра. Мы не пойдем.

– И я тоже, хотя я носил его на руках в этой его жизни. Будем ждать до рассвета.

– Но он, наверно, рассердится?..

– Он очень рассердится, потому что ему нечего есть. Но он говорил мне много раз, что бхили – его дети. При свете солнца я верю этому, но при лунном не так уверен. Какое безумие задумали вы, сатпурские свиньи, что ему пришлось явиться сюда, к вам?

– К нам пришел некто от имени правительства с маленькими ножами и волшебным теленком, намереваясь обратить нас в скот, разрезая нам руки. Мы очень испугались, но не убили этого человека. Он здесь, связанный – черный человек, и мы думаем, что он с запада. Он сказал нам, что вышло приказание резать всех нас ножами, особенно женщин и детей. Мы не слышали, что было такое приказание, поэтому мы испугались и остались в горах. Некоторые из нас взяли у жителей с равнин коней и буйволов, а другие горшки, одежду и серьги.

– Есть убитые?

– Нашими людьми? Нет еще. Но разные слухи разжигают молодых людей, словно пламя на горах. Я послал гонцов за Джаном Чинном, чтобы с нами не произошло чего-нибудь худшего. Он предсказал этот страх знамением Заоблачного Тигра.

– Он говорит другое, – сказал Букта.

И он повторил с добавлениями все, что молодой Чинн сказал ему во время конференции на тростниковом кресле.

– Вы думаете, – сказал спрашивающий, – правительство расправится с нами?

– Не думаю, – возразил Букта. – Джан Чинн отдаст приказание, и вы будете повиноваться ему. Остальное касается правительства и Джана Чинна. Я сам знаю кое-что об этих страшных ножах и о царапинах. Это заклинание против оспы. Но как это делается, я не могу сказать. И это не должно беспокоить вас.

– Если он будет стоять за нас и защищать от гнева правительства, мы будем вполне слушаться Джана Чинна… только… только… мы не пойдем на это место вечером.

Они слышали, как внизу молодой Чинн звал Букту, но они испугались и сидели смирно, поджидая Заоблачного Тигра. Могила была священным местом в течение почти полувека. Если Джан Чинн избрал ее, чтобы спать на ней, кто имел больше прав на это? Но они не хотели подойти близко, пока не рассветет.

Сначала Чинн очень рассердился, но потом ему пришло в голову, что у Букты, вероятно, было какое-нибудь основание (как это и было на самом деле) и его личное достоинство могло пострадать, если бы он стал кричать, не получая ответа. Он прислонился к подножию могилы и, то дремля, то куря, провел жаркую ночь, гордясь тем, что он истинный Чинн, застрахованный от лихорадки.