Могикане Парижа

– Если ты так ему завидуешь, так за чем же дело стало, – заведи себе тоже фальшивый нос, – предложил Людовик. – Ты ведь можешь точно так же, как и он, интриговать прохожих и уверять всех соседей по кварталу, что их жены обманывают.

– Не подбивай меня на это, Людовик.

– Не уговаривай безумного проявлять свое безумие, – сказал Жан Робер.

– Говорят, что безумие – мать разума, – наставительно произнес Петрюс, – а это доказывается тем, что человек, бывший безумцем в молодости, становится мудрецом в старости, и, наоборот, люди, благоразумные в молодости, становятся безумцами в старости. Так что имейте в виду, что ожидает вас обоих. Вы стоите, сами того не подозревая, на пути к разврату, к которому поведет вас ваша теперешняя мудрость. Не так поступали отцы наши – в молодости они были молоды и стары в летах преклонных. Они не считали недостойным себя справлять все праздники вообще, а масленичный втор ник в особенности. Но вы, двадцатипятилетние старцы, разыгрывающие Манфредов и Вертеров, вы презираете невинные удовольствия предков. В дни карнавала вы не пойдете на улицу! Напротив, вы бежите, запираетесь у меня, который – черт возьми! – еще скучнее, мрачнее и кислее вас самих!

– Браво, Петрюс! – вскричал Людовик. – Клянусь честью, ты переубедил меня, и в доказательство этого и я намерен сделать тебе другое предложение.

– А именно?

– Оденемся все трое в эти костюмы шутов и пойдем в таком одеянии шататься по самым скверным местам Парижа.

– Согласен! – сказал Петрюс. – Мне необходимо развлечься. А ты, Жан Робер, с нами?

– Невозможно! Я обедаю на улице Сент-Аполен, а вечер должен провести в одном семейном доме. Следовательно, прошу меня уволить.

– Хорошо, но с одним условием.

– С каким это?

– Только сделай милость, не отказывайся и не ломайся.

– Даю слово вести себя, как в играх, – сделаю все, что мне придется делать.

– Видите ли, мне очень интересно знать, ошибся ли Петрюс относительно человека с фальшивым носом. Ты должен подойти к нему и спросить: «Как вас зовут? Кто вы? Чего вы ищете?» А мы станем ждать тебя здесь.

– Хорошо, – сказал Жан Робер.

Он взял шляпу и вышел. Минут десять спустя он вернулся.

– Ловко я попался, нечего сказать! – вскричал он.

– А что? Он тебе ничего не ответил?

– Напротив! Он сказал мне, что зовут его Жибасье, что он бежал с каторги и что теперь ожидает одного господина, который должен ему дать тысячу экю за одно дельце, которое он устроил сегодня ночью.

Все трое громко расхохотались.

– Ну, вот видишь, – сказал Людовик Петрюсу, – это совсем не то, что ты говоришь.

– Это из чего ты заключаешь?

– У буржуа не хватило бы остроумия на такой ответ.

Они оделись и вышли на улицу, расхваливая находчивость человека с фальшивым носом.

Результатом этого предложения Петрюса и были все приключения, составляющие начало нашего рассказа.

XV. Ван Дейк с улицы Уэст

Кроме поразительной красоты и изящества, наружность Петрюса имела еще одну особенность, которая сразу делала его человеком, заметным в толпе. Особенность эту составляло чрезвычайное сходство с Ван Дейком… При взгляде на него невольно приходил в голову вопрос, какова женщина, перед которой преклонится этот баловень природы, а в воображении возникал прелестный образ маркизы Бриньольской, прославленной столькими портретами работы гениального фламандца.

Но Петрюс довольно долго сохранял свободу своего сердца, которое имело право быть требовательным в выборе своего божества. Один случай, однако, неожиданно решил это дело.

Однажды, возвращаясь домой по довольно пустынной улице Уэст, на которой была и его мастерская, Петрюс увидел, что перед дверью дома, в котором он жил, остановилась роскошная карета. Она пронеслась мимо него с быстротою вихря, но гербы на ее дверцах были сделаны так четко и ярко и таких размеров, что он все-таки успел рассмотреть их. То была голова мавра в настоящую величину, над нею княжеская корона и девиз: «Adsit fortior!» (Пусть явится кто-нибудь более храбрый).

Когда карета остановилась, сидевший на козлах лакей в синей с серебром ливрее соскочил на землю, от крыл дверцу, и из нее вышла молодая женщина поразительно изящной и аристократичной наружности.

Вслед за нею, тяжело опираясь на руку лакея, появилась старуха лет шести-десяти.

Девушка остановилась, закинула голову назад и, по-видимому, не найдя того, чего искала, обернулась к кучеру и спросила:

– Уверены ли вы, что это № 92?

– Точно так, ваше сиятельство, – ответил тот.

Дом Петрюса был под № 92.

Увидев, что дамы вошли, художник перешел улицу и, входя в дом, слышал, как младшая из них спрашивала у привратницы:

– Здесь живет мосье Петрюс Гербель?

Гербель была фамилия Петрюса.

Консьержка была буквально ослеплена великолепием обеих дам и роскошью мехов, в которые они были за кутаны.

– Точно так, сударыня, – ответила она, почтительно приседая, – только теперь их дома нет.

– В какое же время можно его застать? – продол жала девушка.