Моэм выбирает лучшее у Киплинга

Рассказы этого периода вышли в шести томиках в бумажной обложке, в Индийской железнодорожной библиотеке Уилера, и на полученные за это деньги, а также с обязательством писать путевые очерки, он уехал в Англию «через Дальний Восток и Соединенные Штаты». Это был 1889 год. Он провел в Индии семь лет. Его рассказы уже знали в Англии, и когда он, совсем еще молодым человеком, приехал в Лондон, редакторы были готовы брать все, что он ни напишет. Он поселился на Вильер-стрит, близ Стрэнда. Рассказы, написанные здесь — самого высокого качества, такого качества он и позже часто достигал, но не превысил ни разу. Среди них «На холме Гринхау», «Сватовство Дины Шадд», «Бывший человек», «Без благословения церкви», «В конце коридора» и «Радио». Впечатление такое, словно новая обстановка, в которой он очутился, прибавила яркости его воспоминаниям об Индии. Такое случается, и нередко. Когда автор живет там, где происходит действие его рассказа, может быть, среди тех самых людей, которых подсказали ему выдуманные им персонажи, вполне может случиться, что обилие впечатлений перегружает его. За деревьями он перестает видеть лес. Но расстояние стирает в его памяти лишние подробности и незначительные факты. Тогда он видит свой сюжет, можно сказать, с птичьего полета и, освободившись от материала, который ему мешает, может придать рассказу форму, которая и позволяет его завершить.

Тогда же он написал рассказ, который назвал «Лучшая в мире история». Он интересен тем, что в нем автор, кажется в первый раз, коснулся метампсихоза. Понятно, что эта тема интересовала его, вера в переселение душ заложена глубоко в психологии индусов. Народы Индии верят в него так же безоговорочно, как христиане XIII века верили в непорочное зачатие Марии и в воскресение Христа. Глубину этой веры всякий, кто путешествовал по Индии, не мог не заметить не только среди неграмотных, но и среди людей культурных, опытных в житейских делах. Можно услышать в разговоре или прочесть в газете о людях, уверяющих, что они помнят что-то из своих прошлых жизней. В данном рассказе Киплинг подошел к теме с большой силой воображения. И вернулся к ней в другом рассказе под названием «Радио». Там он ловко использовал то, что было в то время новой игрушкой для научно настроенных любителей, чтобы убедить читателя в полной возможности того, что помощник аптекаря, умирающий от туберкулеза, вполне мог, приняв лекарство, вспомнить одну из своих прошлых жизней, в которой он был Джоном Китсом. Всякого, кто стоял когда-нибудь в Риме в маленькой комнате окнами на лестницу, ведущую вниз, на площадь Испании, и видел портрет, написанный Джозефом Северном с исхудалой, прекрасной головы мертвого поэта, рассказ Киплинга глубоко волнует. С замиранием сердца следишь, как умирающий помощник аптекаря, к тому же влюбленный, в трансе повторяет строки, которые Китс написал в «Кануне святой Агнессы». Это прелестный рассказ, мастерски написанный.

Шесть лет спустя Киплинг в интереснейшем рассказе «Гробница его предков», которого я уже касался, еще раз вернулся к теме метампсихоза, на этот раз так, чтобы не нарушить правдоподобия. Это бхилы, горцы, среди которых все происходит, верят, что герой, молодой офицер, является новым воплощением своего деда, который много лет провел среди них и чью память они чтут до сих пор. Никогда еще Киплингу не удавалось лучше создать то, что мы, за неимением подходящего слова, называем атмосферой.

Два года напряженной работы в Лондоне подорвали здоровье Киплинга, и он вполне резонно решил совершить для отдыха долгую поездку за границу. Потом вернулся в Англию, женился и вместе с молодой женой пустился в кругосветное путешествие; однако финансовые соображения заставили его прервать маршрут, и он осел в Вермонте, где уже давно проживала семья его жены. Это было лето 1892 года. Прожил он там, с короткими перерывами, до 1896 года. За эти четыре года он написал множество рассказов, среди них и такие сильные, в каких никто не умел с ним сравниться. Был там и рассказ «В стае», где впервые появляется Маугли. Вдохновение это принесло богатые плоды; возникают обе «Книги джунглей», в которых находят самое блестящее выражение его богатые и разнообразные дарования, — умение рассказать эпизод, тонкий юмор, и романтика, и правдоподобие. Наделить животных человеческой речью — прием столь же древний, как басни Эзопа, а может, и более того, и Лафонтен, как мы знаем, пользовался им обаятельно и остроумно, но никто, кажется, не выполнил эту труднейшую задачу — убедить читателя, что для животного так же естественно говорить, как и для людей, — с большим блеском, чем Киплинг в «Книге джунглей». Тот же прием он использовал в рассказе «Пешеходный делегат», в котором лошади заняты политическими спорами, но там присутствует элемент назидательности, и это снижает его качество.