Прямое попадание боевого лазера, бившего почти в упор, практически начисто снесло надстройку командного пункта. От мгновенной декомпрессии внутри все уже было разорвано чудовищным перепадом давления. На поверхности были разбросаны исковерканные остатки оборудования, еще светившиеся багрово-красным светом. Сквозь завесу пыли было видно, что некоторые элементы еще плавно опускаются на поверхность. Место взрыва освещалось изнутри. Видимо, светильники в помещении все еще продолжали работать. Но в живых явно никто не остался. А внутри должен был находиться Макс. Даже если он был в скафандре, такого перепада давления он бы не выдержал. Теперь тело даже не опознать. В груди все сжалось. Макс не заслуживал такой смерти. Я до боли сжал кулаки и приник лбом к холодному стеклу иллюминатора. Такого просто не может быть! Лазеры не могут ударить по поверхности. Даже если хватит вертикального угла наклона, стоят предохранители, если выйдет из строя компьютер – лазер заблокируется и обесточится. Даже если предположить самое невероятное – выход из строя сразу всех основных и дублирующих защитных систем, – останется последнее: обычные механические ограничители, стоящие на венце привода, обычные стальные скобы, прикрученные к зубчатому колесу. Я же сам их видел и проверял установку. Их можно снять только вручную. В таком случае это убийство. Бессмысленное и жестокое. И за это кто-то должен ответить.
Я обернулся.
– Профессор, можно ли сделать несколько снимков поверхности? Особенно района ближайшей лазерной батарей?
– Уже сделал, если это вам поможет, молодой человек.
– Спасибо.
– Не за что.
Ада сидела на заднем кресле, молчаливая и замкнутая. Я мельком взглянул на нее и отвернулся.
– Профессор, это не неполадки оборудования. Слишком много там систем безопасности.
– Это видно последнему идиоту! – огрызнулся он. Вопрос в том, кто так нагло и в открытую действует.
– Когда я вернусь, я перерою весь астероид, но найду, кто убил Макса! – порычал я.
– Сначала вернись, по-моему, тебя там ждут с нетерпением. Не зря заблокировали старт. Как бы по нам не шарахнули.
Профессор совершал какие-то непонятные действия с электроионным пультом, сформировавшим вокруг него кольцо из непонятных графиков и диаграмм. Над ним возникали текстовые предупреждающие сообщения, которые он смахивал рукой, бормотал что-то под нос. Теперь он казался не ненормальным профессором, а сосредоточенным пилотом истребителя.
– Я не виноват, профессор. Может, мне действительно стоило остаться и разобраться с аварией?
– Им это только это и нужно было. А теперь заткнись. Ускоряемся.
Раздался рев, мелкая вибрация пронзила корабль насквозь, и меня моментально вжало в кресло с такой силой, что воздух выдавило из груди, в глазах потемнело. С силой я вдохнул, руки налились свинцом. Теперь я весил, наверное, сотню тонн. Как же там профессор при таких перегрузках? С огромным трудом повернув голову влево, я увидел, что профессор обмяк в кресле и вроде бы даже не дышит. Проклятье! Только этого не хватало! Я выдавил из себя ругательство и заерзал в кресле. Но сил хватило только на то, чтобы приподнять голову. Внезапно прямо передо мной в воздухе вспыхнули огненно-красные буквы: «Не дергайся, ускорение – 13 G. Еще 80 секунд. Потерпи». Цифры от восьмидесяти начали обратный отсчет. Я действительно перестал дергаться и попытался расслабиться в кресле, лишь тяжело, с присвистом, дыша сквозь стиснутые зубы. Последние секунды оказались самыми тяжелыми. На нулевой отметке гул двигателей смолк, и наступила тишина. Воздух вокруг профессора взорвался сообщениями и графиками, хитросплетением цифр. Я подскочил к профессору.
– Как Вы?
Профессор открыл глаза и тяжело улыбнулся.
– Порядок.
Рядом склонилась Ада.
– Папа, с тобой все в порядке?
А я про нее совсем забыл. Перегрузка для нее тоже не прошла даром. Глаза запали, из носа стекала струйка крови, которую Ада размазала рукавом, и теперь она вся была перемазана. Профессор повернул к ней голову.
– Сходи, умойся – в крови вся.
Ада посмотрела на меня.
– У папы плохо с сердцем, еще один такой старт может убить его.
Сначала я хотел разозлиться, но потом понял, что такие экстремальные действия, видимо, связаны с событиями, о которых я ничего не знаю.
Я вспомнил, как в медпункте, когда мне заливали руки анестезирующим гелем, Ада прислушалась к себе, побледнела. Потом схватила меня за руку так, что я зашипел от боли.
– Мы срочно стартуем!
– Что за ерунда?
– Быстрее, меня вызывает отец, это крайне срочно.
Гель еще не застыл, но Ада уже трясла меня.
– Если ты не поторопишься, придется улететь без тебя, ну пожалуйста, Глеб. Ты нам очень нужен.
Ее паника передалась и мне.
– Хорошо, идем.
Мы понеслись на первый уровень. На этот раз на обычном пассажирском лифте.
В стыковочный отсек ворвались вместе с профессором, только из разных дверей.
В отсеке нас ждал сюрприз. Здоровенный, как медведь, сержант Грун из штурмового отряда загородил дорогу.
– Здравствуйте, профессор. Его плотоядный взгляд скользнул по Аде. – И ты здравствуй, красавица.