Моё пост-имаго

Огонек стоявшей неподалеку свечи дрогнул и потух, натянутые простыни заходили ходуном. Тени тут же выросли и залили собой помещение.

Четыре мрачные фигуры проникли в меблированные комнаты Жубера через окно, и их не остановило то, что чердак располагался на высоте шестого этажа.

«Черные люди», о которых говорила миссис Бренньяк! Это были они!

Незнакомцы в длинных пальто и шляпах-котелках, вооруженные пистолетами, пробирались к закутку Вамбы, срывая занавески, отталкивая с дороги жильцов чердака и отшвыривая прочь их скарб. Затрещал чей-то чемодан, когда безжалостная нога в сапоге встала на него. Сильная рука в перчатке грубо отодвинула стоявшую у печки старуху, и та, потеряв равновесие, упала на пол.

Вамба заверещал и попытался забраться под матрас на лежаке. Доктор Доу попятился. Один из типов с пистолетом повернул к нему голову. Нижнюю часть его лица скрывал шарф, а глаза прятались под круглыми защитными очками с черными стеклами, в которых плясало отражение огонька керосиновой лампы.

Незнакомец шагнул было к доктору, но ему помешали. Кое-кто из обитателей чердака не хотел мириться с безобразием, которое учинили незваные гости.

– Кто вы такие?! Убирайтесь! – гаркнул высокий мужчина в моряцком бушлате, встав на пути у незнакомцев.

Еще один, старик в залатанном пальто, взял за горлышко бутылку, из которой до того пил, и попытался схватить типа с пистолетом за воротник.

Незнакомцы отреагировали мгновенно. Загрохотали выстрелы.

Доктор Доу успел лишь оттолкнуть в сторону мистера Келпи и выставить перед лицом саквояж. Пули засвистели со всех сторон, одна прошила простыню-перегородку и вонзилась в саквояж, другая скользнула по боку цилиндра, сорвав его с головы доктора.

– Стреляйте! – закричал мистер Келпи. – Стреляйте в них, доктор!

– У меня нет… нет оружия…

Доктор резко прильнул к полу и потянулся за утерянным головным убором. Он пронырнул под простыней-перегородкой. За ней сидела женщина, в ужасе прижимавшая к себе маленького плачущего мальчика.

Мистер Келпи забрался под трубу, а доктор, схватив цилиндр, замер там, где был.

Чердак полнился криками. Кто-то перевернул лампу, и она подожгла перьевой матрас. Пламя разрасталось…

– Нет! – кричал Вамба. – Пустить! Пустить меня! Нет!

Незнакомцы схватили туземца. Он пытался сопротивляться, но его крики вскоре оборвались. На чердаке раздавались стоны, ругань на каком-то незнакомом языке, детский плач и причитания женщин. Из простреленной трубы шипя била струйка пара.

Доктор Доу не сразу понял, что все закончилось. Он поднял голову и осмотрелся. Дым застлал собой все. Рядом лежал один из жильцов чердака – в его морщинистом лбу багровела дыра от пули. Вамба исчез.

– Келпи! – позвал доктор. – Мистер Келпи, вы живы?!

Сбоку кто-то закряхтел, и из-под трубы неуклюже выбрался перепуганный и перепачканный в саже помощник главы кафедры лепидоптерологии.

В едкой вони порохового дыма доктор разобрал будто бы преследующий его сегодня запах. Чернослив.

Трамвай покинул Сонн и въехал в Тремпл-Толл.

Ржавый вагон небыстро пробирался в тумане по северной части Саквояжного района, стонал и скрежетал, грозя развалиться на каждой стрелке. В трамвае сидело несколько выбравшихся в город, невзирая на непогоду, любителей тряски и качки: бесцельно катающиеся старухи, няня с ребенком, уткнувшийся в книгу парнишка, парочка клерков и две пухлые матроны, едущие до конечной и скрашивающие себе поездку вязанием и сплетнями.

На задней площадке, прислонив самокаты к дрожащей стенке вагона и подперев их огромными башмаками, чтобы не съезжали, стояли Бэнкс и Хоппер. Констебли глядели в окно на серые, тоскливые дома Тремпл-Толл, беседовали и ели пирожки с рыбой. Запах рыбы заполонил собой весь трамвай, и возмущенные пассажиры порой недовольно косились в сторону полицейских, но ничего, кроме негромкого бубнежа под нос, позволить себе не рисковали.

– Ну вот, – проворчал Хоппер. Он уныло кивнул на пустующую сигнальную тумбу на перекрестке, возле которой обычно стоял Тоббинс. – Всех уже распустили. Четыре часа дня, а мы по-прежнему не в «Колоколе и шаре», куда-то плетемся, сбиваем подметки. Наверное, мы сейчас единственные констебли на службе во всей Саквояжне.

– Не забывай, что все это не просто так, – напомнил Бэнкс. – Сегодня нужно как следует попотеть, зато потом…

– Не сильно люблю потеть, – сказал Хоппер.

– Потеющие хмыри вообще мерзкие и отвратные личности, я так считаю, – проворчал Бэнкс. – Будь моя воля, отправил бы за решетку всех, кто потеет.

– Это точно. Там им самое место.

Бэнкс засунул в рот последний кусок пирожка и облизал губы.

– Что думаешь по поводу этих толстосумов из клуба? – спросил он и презрительно хмыкнул. – Охотники-путешественники, тоже мне! Разъезжают по всяким там пустыням и джунглям, караулят зверье, снимают со зверья шкуры. Богатющие и самодовольные. А ты вот, Хоппер, хотел бы путешествовать – ошиваться по другим странам, места там разные разглядывать?..