Модус вивенди

В общем, мое сознание заменяло реальность бредом и галлюцинациями, а что происходило на самом деле, я не имела ни малейшего представления. Но, наверное, что-то все-таки происходило, и оно способствовало моему выздоровлению, потому что в какой-то момент я очнулась с совершенно ясной и пустой головой, вполне осознавая себя.

Попытка вспомнить последние события увенчалась успехом лишь наполовину; между танцами варов и моей нынешней реальностью зиял заполненный сумбуром провал. Безотказный и не подверженный бредовым видениям нейрочип между тем утешил, что не в себе я находилась не больше половины местных суток. К этой мысли оказалось неожиданно трудно привыкнуть: по субъективному восприятию я провалялась в беспамятстве не меньше недели.

Более-менее разобравшись с прошедшим временем, я занялась поиском собственного настоящего. Оно… озадачивало. Во-первых, тело было настолько слабым, что я не то что руку поднять – глаза открыть не могла. Во-вторых, я долго пыталась разобраться в странных ощущениях и, когда разобралась, очень удивилась. Оказывается, факт пробуждения в объятьях Одержимого мне не почудился. Более того, я была полностью обнажена и, кажется, у меня были влажные волосы. То есть, получается, он меня еще и мыл? И почему-то не высушил.

Тревога и стыд поднялись волной, но быстро схлынули под натиском логических аргументов. Во-первых, я здорово сомневалась, что ротмистру могло прийти в голову как-то воспользоваться моим невменяемым состоянием, а во-вторых, за мытье его, по-хорошему, стоило бы не ругать, а благодарить: на мой вкус, нет ничего хуже ощущения застарелого липкого пота от лихорадки. Я знаю, я всегда стараюсь болеть в одиночестве, и сил добраться до ванны у меня обычно не бывает.

В конце концов я все же сумела открыть глаза. В комнате царил густой сумрак, в котором край кровати только смутно угадывался.

– Как себя чувствуешь? – раздался рядом совершенно лишенный сонливости голос Ветрова. А я думала, он спит.

– Чувствую, – медленно проговорила я. Голос был таким же слабым, как и все тело, но он все-таки был, и говорить мне было не так уж сложно. – Живой, – решила я. Жаловаться на слабость не хотелось, а в остальном все было довольно неплохо.

– Приятное ощущение, – со смешком согласился мужчина.

– Что со мной было? – задала я самый животрепещущий вопрос.

– Ты дала отличный повод для контактов с плащами. Умудрилась подцепить какую-то жутко опасную местную заразу, от которой эти идиоты дохнут пачками.

– И в чем здесь повод для контактов? – озадаченно уточнила я. – И почему идиоты?

– Идиоты потому, что у меня познаний в биологии больше, чем у этой «развитой цивилизации». У них вообще такого понятия, как медицина, нет. Сдох – и ладно, не сдох – повезло. Ты умудрилась выбрать заразу, с которой обычно не везет. Несколько часов лихорадки – и привет, – мрачно хмыкнул он.

– Не понимаю, – растерянно пробормотала я. – Как наши проглядели неизвестное смертельно опасное заболевание? И… почему я выжила?

– Хочешь это исправить? – фыркнул Ветров. – Просто повезло. Видимо, на людей оно действует слабее.

– Я вам не верю, – упрямо возразила я. Сложно сказать, откуда я это знала, но почему-то чувствовала: без его участия не обошлось, и в этом «просто повезло» он откровенно соврал.

– Да сколько можно, – вдруг раздраженно прорычал он. – Что мне еще надо сделать, чтобы ты перестала мне выкать?! – мужчина навис надо мной. В темноте виднелся только смутный силуэт, и уж точно нельзя было рассмотреть выражение лица, но, кажется, Одержимый был в ярости. И чувствовалось во всем этом что-то болезненно-застарелое, неожиданно принципиальное.

– Я… не понимаю, – неуверенно промямлила я, совершенно теряясь от такой вспышки на пустом месте. – Почему вам это так важно? Мы же…

– Ах да, я понял. Родословной не вышел, – процедил он, резко отстраняясь.

– Игорь, постойте… постой! – я попыталась поймать его за руку, но это оказалось запредельное усилие – протянуть ладонь я была не способна. – Это просто привычка! Я совершенно не понимаю, почему вы… ты так реагируешь, но, если это так принципиально, я… Я не хотела тебя обидеть. Зачем тебе это? Почему так важно, ты или вы? – совершенно запутавшись, напрямую спросила я. Он ведь явно здорово обиделся, и это все отдавало продолжением недавнего бреда. Огромный взрослый мужик всерьез обижается просто из-за того, что я вежливо с ним разговариваю. Раньше мне казалось, что он так ведет себя из природной вредности и только для того, чтобы позлить меня. Сейчас стало ясно, что дело гораздо серьезней.

– А почему тебе принципиально обратное? – все еще раздраженно, но уже явно остывая, спросил он.

– Это не принципиально, это… с детства вбитая привычка, – осторожно подбирая слова, попыталась ответить на странный вопрос. – «Ты» – оно более снисходительное, «вы» – уважительное. Обычно для «ты» требуется разрешение. Но если для… тебя это так важно, я постараюсь. Хотя все равно не понимаю почему.