Модноверие

Мужчина, попавшийся ему навстречу, действительно выглядел вполне довольным жизнью, однако, когда он подошел поближе, Михаил понял, что перед ним не житель Явленки, а московский земляк — тот был одет в форму МЧС и оглядывался по сторонам как человек, впервые оказавшийся в этом месте. Сам он тоже пригляделся к одетому в деловой костюм Михаилу и, признав в нем «своего», приветственно замахал рукой:

— Вы тоже из столицы? Сегодня приехали? МВД, надо думать?

— ИСК, — коротко ответил Михаил, внимательно разглядывая представителя дружественного ведомства.

— Из-за депутата? — без труда догадался эмчеэсовец.

— Ну да, из-за чего же еще? — вздохнул Михаил, решив, что с этим крепким мужиком с открытым лицом хитрить не стоит. — А вы — тоже из-за него?

Спасатель хохотнул:

— Не совсем. Его-то вылавливать уже поздно! Теперь надо сделать так, чтобы больше в этой луже никто не тонул, ни депутаты, ни простые смертные!

— То есть вы здесь будете работать? — удивился Михаил.

— Не я лично, наверное, — пожал плечами эмчеэсовец. — Я мониторю возможность организации спасательной станции, а там — посмотрим, кого из наших сюда отправить, — он вдруг спохватился и протянул инспектору руку. — Максим.

Михаил пожал жесткую и явно очень сильную ладонь, назвал свое имя, и они вместе зашагали мимо полуразвалившегося забора.

— Вы где остановились? Я у бабки Лукиничны из девятого дома, — сказал Максим.

— Тогда мы почти соседи, — усмехнулся Михаил. — Я — у Дмитриевны из одиннадцатого.

— Тут, похоже, только бабки и деды и живут, — вздохнул Максим. — Жуткое место, с тоски можно удавиться!

— Разве? — пожал плечами Преображенский. — Деревня как деревня.

— Ага, другие не лучше, — согласно закивал эмчеэсовец. — Я бы долго в таком месте жить точно не смог: зимой из дома носа не высунуть, потому что дверь снегом завалена, летом круглыми сутками в огороде копаешься, чтобы зимой было, что есть, — бр-р-р!

Михаил промычал что-то неопределенное — спорить с новым знакомым ему не хотелось, но и согласиться с ним он не мог. Ему ветхие жилища явленцев с каждой минутой казались все более привлекательными.

— Мне сюда! — Максим кивнул на калитку с прибитым к ней жестяным кружком, на котором с трудом различалась нарисованная краской и наполовину облупившаяся девятка. Михаил кивнул и, ускорив шаг, двинулся дальше.

Хозяйка, согласившаяся приютить его у себя на время расследования за весьма скромную плату, встретила равнодушным взглядом, указала на тарелку с вареной картошкой на столе и, усевшись в углу, принялась вязать, тихо щелкая длинными спицами. За окнами к тому времени совсем стемнело, и тесную комнату освещала только тусклая керосинка. Михаил поел с аппетитом — в Москве натуральный картофель был ему не по карману, поблагодарил хозяйку за ужин и уже собрался порасспрашивать ее о происшествии с депутатом, но она вдруг отложила свое вязание и подошла к стоящему в другом углу огромному сундуку.

— Я вам на полу постелю, а то больше спать негде, — сказала она, доставая из сундука старый, во многих местах зашитый матрас и яркое лоскутное одеяло.

— А вы уже ложитесь? — уточнил Михаил.

— Конечно, а что же, до утра сидеть? Керосин экономить надо! — отозвалась Дмитриевна, разворачивая матрас на полу.

Несколько минут спустя москвич ворочался на жестком матрасе, с ужасом думая, что со своей привычкой засыпать после часа ночи, долго не сможет угомониться и здесь. Можно было, конечно, достать суперфон, побродить по сети, пообщаться с друзьями, послушать книгу или погрузиться в фильм, но он опасался, что это вызовет недовольство хозяйки. Некоторое время инспектор действительно валялся без сна, слушая, как бабка кряхтит на своей кровати за ширмой, но потом, утомленный долгой ездой и чистым воздухом, все-таки отключился от реальности.

Проснулся Михаил тоже рано — хозяйка встала с рассветом и принялась топать и греметь посудой. Некоторое время следователь пытался дремать, не обращая на шум внимания, но, в конце концов, понял, что уснуть ему больше не удастся, и вылез из-под одеяла.

Первая половина дня прошла в нудных и однообразных опросах свидетелей. Их ответы почти не отличались друг от друга: все жители Явленки ругали «проклятых городских», жаловались, что те своими пикниками и праздниками на озере мешают им спокойно жить, и уверяли, что никого из них не было на берегу, когда тонул Муромцев. Никого не интересовали пьяные купания незваных гостей, все сидели по домам или работали на огородах и о несчастном случае узнали, когда все уже было кончено. Примерно то же самое они рассказывали и о других погибших в озере отдыхающих.

Подходя к очередному ничем не примечательному дому, Михаил услышал громкие недовольные голоса двух о чем-то споривших людей. Инспектор приблизился и узнал в одном из ругающихся голосов звучный баритон своего вчерашнего знакомого Максима.