Модильяни

Когда вспыхивает война, Мария становится медицинской сестрой в Красном Кресте, а свою мастерскую в тупике Мэн превращает в общественную столовую для оставшихся в Париже художников. Ведь их бедность, и в мирное время достаточно тягостная, теперь обретает мрачный характер беспросветной нищеты! Ценителей живописи не стало — кто ушел на фронт, кто спешно подался за границу. Богатых туристов как ветром сдуло. Салоны теперь если и открывают свои двери, то весьма нерегулярно. И помощи из родных краев ждать более нечего. Поначалу французское правительство организует помощь людям искусства без различия национальности, выделив им по 25 сантимов в день на человека и предоставив право пользоваться общественными столовыми, но, само собой, этого не хватает. Безденежье все злее, голод все мучительней.

В уголке за занавеской, в маленькой кухоньке Мария с помощью служанки Аурелии готовит для них обеды на 50 сантимов. Длинный стол, несколько разномастных стульев и табуреток, два ротанговых кресла, добытых на блошином рынке, да софа, служащая хозяйке заодно и кроватью, — вот и вся здешняя мебель. Зато на стенах картины Шагала и Модильяни, рисунки Пикассо и Леже, а в углу деревянная скульптура Цадкина.

Если Амедео не идет к Розали есть свою дежурную рисовую похлебку с овощами или макароны, он отправляется к Марии Васильевой. Там уже все в сборе. Вечером, когда наступает комендантский час, Мария, вместо того чтобы поскорее выпроводить гостей, запирает наглухо двери и ставни, и праздник длится до утра. Здесь беседуют, поют, играют на гитаре, на пианино и на скрипке, Пикассо, приплясывая, передразнивает тореадоров, Мария изображает казацкие пляски, предлагает полюбоваться на тряпичных и кожаных кукол, на кукол из папье-маше, проволоки и клеенки, которых она мастерит для магазина декоративных изделий кутюрье Поля Пуаре.

27 декабря 1915 года Морис Утрилло попадает в лечебницу Святой Анны с психическим расстройством, сопровождаемым острейшими приступами мании преследования, которые вызваны злоупотреблением спиртными напитками. Момо кажется, будто его со всех сторон обступают вредоносные духи. По вечерам ему мерещились какие-то рожи, они гримасничали, как те монмартрские сорванцы, что гонялись за ним по улицам с бранью и издевательскими ужимками. Сюзанна с ног сбилась, требуя, чтобы его отпустили. Обещая и даже торжественно клянясь впредь присматривать за сыном, она в конце концов добивается, чтобы ей вернули его. Он выйдет на свободу 8 ноября 1916-го, проведя десять месяцев в Вильжюиф, в приюте для умалишенных.

НА ФРОНТЕ КРОВЬ И САЖА, В ПАРИЖЕ ВЕРНИСАЖИ

А они все не возвращаются — те, что так лихо уходили на войну, втыкая цветочки в дула своих ружей, ведь почему бы не потратить несколько недель, чтобы свести счеты с врагом! Бойня затягивается. Противоборствующие силы увязают в ней все глубже. Трагедия длится, и нет ей конца. Вести о тех, кто на фронте, теперь доходят до монпарнасских кафе через военных, получивших увольнительную, или приходится питаться слухами, переходящими из уст в уста.

В одном и том же сражении 11 мая 1915 года Брак ранен в голову, а Моисей Кислинг в грудь штыковым ударом. В сентябре приходит черед Блеза Сандрара, потерявшего руку в ходе наступления в Шампани. Все трое были изначально приписаны к одному полку, теперь они комиссованы. Анри Годье-Бжеска убит 5 июня 1915 года, ему было всего двадцать четыре. 17 мая 1916-го осколком снаряда в голову ранен Аполлинер. Весной 1917-го Фернана Леже и Цадкина настигнет химическая атака. С германской стороны погибнут Август Маке, павший 26 сентября 1914 года на фронте в Шампани, и Франц Марк, убитый под Верденом в 1916-м. Итальянец Умберто Боччони, в 1915 году ушедший на фронт добровольцем, насмерть размозжит себе череп при падении с лошади. И Рене Дализ, друг детства Аполлинера, подобно стольким другим, тоже отдаст жизнь за Францию…

Когда Моисей Кислинг, из-за ранения признанный окончательно негодным к ратной службе, возвратился в Париж, он застал Амедео в самом прискорбном состоянии. Разбитый физически и морально, тот корил себя, что струсил, не ушел со всеми на фронт. Умница Кислинг с его чувствительностью, культурой, великодушием и деликатностью сумел понять терзания друга и взял его в некотором смысле под свое покровительство. Мало-помалу они заново обрели вкус к жизни, и совместная работа опять стала для них радостью. В облепленных пожелтевшими фотографиями стенах мастерской Моисея на улице Жозефа Бара царил уют, она хорошо отапливалась, вина было вдоволь, и друзей, забредавших сюда, встречали с горячим радушием.

Вскоре Кислинг получает наследство — двадцать пять тысяч франков — по завещанию своего друга, американского скульптора Чепмена Чендлера, чей самолет погиб, рухнув в море. Примерно тогда же он объявляет о помолвке с Рене Гро, дочерью офицера республиканской гвардии. Она тоже художница, работает под псевдонимом Рене Жан и посещает занятия в Академии Рансон, только что обосновавшейся на улице Жозефа Бара.