Модильяни

Два предприимчивых мифотворца привязали кисточку к хвосту животного, подвели его к холсту и тюбик за тюбиком выдавили туда всю палитру, следуя свободным взмахам хвоста животного. Страсти вспыхнули нешуточные, желающих бросить камешек в огород Пикассо и кубистов, к которым испытывали особое отвращение, нашлось предостаточно. Предыстория этой мистификации такова. Однажды Доржелес воскликнул: «Спорим, я способен нарисовать картину не хуже, чем этот Пикассо и его банда!» Ему удалось выиграть спор, и шутка стала большой журналистской сенсацией. Последовала целая серия статей, в которых муссировался вопрос: к чему таким образом придет искусство?

После относительного успеха на Салоне повседневная жизнь Моди не изменилась, а горечь от рухнувших надежд только усилилась. Он опять в поиске нового пристанища — то устраивается в «Улье», потом — на бульваре Распай, 216, затем — на улице Сен-Готард, 16, на пассаже л’Элизе де Боз-Ар, 39 (сегодня улица Андре Антуана), то есть блуждает между Монпарнасом и Монмартром. Он продолжает заниматься скульптурой и с энтузиазмом рассуждает про примитивное искусство.

Поэт и журналист Гийом Аполлинер в это время старается продать несколько картин Модильяни, но безуспешно. Настоящее имя этого экстравагантного человека — Вильгельм Аполлинарий Костровицкий. Родился он в 1880 году в Риме, по одной версии, от знатной польской дамы и подлинного наследника Бурбонов, по другой — от поляка из папских гвардейцев и римлянки легкого поведения. В 1902 году приехал в Париж и стал одним из основных деятелей авангарда. Аполлинер горячо поддерживает кубистов и придумывает термин «сюрреализм» для обозначения нового направления в искусстве. Уже при жизни он был признан талантливейшим поэтом и искусствоведом, издавал журналы и открывал новые имена в литературе и живописи. В качестве соратника Маринетти он пишет в июне 1913 года манифест футуристов.

Недолгая жизнь Аполлинера была стремительна, как полет, он всегда спешил вперед, несмотря на риск постоянной конфронтации со своими современниками. У него были свои странности: одна из самых любопытных — во время еженедельных приемов, которые он устраивал в своем маленьком доме, никому не разрешалось сидеть на кровати. Хозяин боялся, что гости испачкают покрывало.

Одним из немногих, кто зимой 1910 года верил в Модильяни, был доктор Поль Александр, скупивший его выставленные в Салоне картины. В своих письмах домой Амедео пытался скрыть плохие новости, нужду, обошедшую его стороной славу. Как о большом успехе он сообщает о том немногом хорошем, что произошло в его жизни.

Если Евгения и пыталась поверить ему на слово, то этому ни капли не верила тетя Лаура, очень привязанная к младшему племяннику. По воспоминаниям тетки Модильяни, летом 1911 года она решила проявить инициативу. В августе, более чем когда-либо расстроенная состоянием Дедо, она захотела «вырвать его из парижской тюрьмы, устроив ему хотя бы один сезон здоровой и спокойной жизни в деревне». Она сняла небольшую виллу в Нормандии в Ипо, намереваясь устроиться там с племянником. Амедео принял приглашение, но когда речь зашла об отъезде, стал откладывать его со дня на день, потом решил, что уедет только на сентябрь. Даже после этого Лаура еще три раза высылала ему деньги на проезд.

Одной из причин такой медлительности могли стать кража из Лувра «Джоконды», произошедшая 22 августа после полудня, и тот скандал, который за этим последовал. Самую знаменитую картину в мире вырезали из рамы и с небывалой легкостью вынесли из музея. В число подозреваемых попал также Гийом Аполлинер, обвиненный в том, что он организовал ограбление либо для того, чтобы дискредитировать музей, либо для того, чтобы любым способом пропагандировать кубизм. Спустя неделю поэта отпустили, но все это время его подвергали обыскам и унизительным допросам.

Тетя Лаура, ожидающая Амедео в Ипо, была терпелива и продолжала посылать племяннику деньги на поездку, которая отодвигалась все дальше и дальше. В одном из писем к Ламберто Витали она поясняет: «Он скрывал от меня, куда он потратил деньги: купил красок и покрыл долги. Но до определенного момента у меня все это укладывалось в голове». То, что шокировало ее, случится потом, когда Амедео приедет. Его сильно промокшее имущество поместилось в маленькой тележке носильщика. Как только он сошел с поезда под дождь и взял открытую повозку, Моди промок до нитки. Несмотря на это, он тут же пожелал посмотреть пляж в Фекане, находящийся в нескольких километрах от Ипо, о красоте которого он был наслышан. Об этом она позже напишет: «Я проявила потрясающую неосмотрительность, которая мне дорого стоила. Я почувствовала, что совершила ошибку, перевезя в промозглую погоду больного, который оказался во власти тамошнего влажного климата».