Модильяни

Было много сказано и написано о том, что, возможно, Модильяни сознательно убил себя, когда боль сделала его жизнь невыносимой. Но для этого у нас нет достаточных оснований. Поскольку все говорит только о том, что можно было что-то сделать, поскольку голод и безденежье остались в прошлом. Но Амедео отказывался не только лечиться, но даже консультироваться с врачом.

Если принять во внимание в качестве самой невероятной гипотезу о том, что Леопольд Зборовский был лично заинтересован в смерти художника, то следует сказать, что именно он настаивал на лечении Моди в высокогорном пансионате. Спустя много лет после трагической смерти Моди Люния Чеховская сказала Амбролио Черони: «Уверена, что я ничего не могла сделать после того, как он женился. Мои принципы, а вовсе не буржуазные предрассудки, чувство деликатности по отношению к другой женщине запрещали мне вмешиваться в их жизнь».

Любящая подруга Люния, спутница многочисленных романтичных прогулок и не только, этими словами сняла с себя всякую ответственность за то, что очень скоро случится с Моди. За словами «другая женщина» подразумевались Жанна и намек на то, что она могла бы и, более того, должна была лучше позаботиться о своем мужчине. По некоторым сведениям, именно этой осенью Люния наконец-то обрела друга и новый любовник отдалил ее от «духовной дружбы» с Амедео. Конечно, Жанна делала немного или, в любом случае, значительно меньше того, что должна была делать. Робкая и неопытная в такого рода делах, она ограничилась только ролью верной и молчаливой подруги, страстной любовницы, доверчивой, но слабой, когда речь шла о том, чтобы противопоставить себя капризным и деспотичным желаниям Амедео.

В этот период Жанна и Амедео часто бродят по улицам, словно в забытьи прижавшись друг к дружке и держа руку в руке, как влюбленные. По другим сведениям, — в частности об этом пишет в своих воспоминаниях Андре Сальмон, — Амедео мучил Жанну. Однажды видели, как пьяный Модильяни грубо толкнул ее на ограду Люксембургского сада. Зная Модильяни, нельзя исключать оба этих свидетельства: нежные чувства и насилие вполне могли идти рука об руку.

В любом случае, даже если Жанна и сделала очень мало, ее влияние на Амедео было несомненно благотворным. Между ними, конечно, могли происходить вышеописанные эпизоды, но все же любви и нежности в их взаимоотношениях было больше.

Некоторые искусствоведы пишут: Модильяни убил себя. Но зачем?

Известно, что он ничего не делал для собственного здоровья — отказывался лечиться и пресекал любые разговоры на эту тему… Возможно, он вел себя так, потому что разочарование жизнью усугублялось, потому что он понимал, что лечение бесполезно, потому что до последнего момента жаждал признания, которое скрасило бы его жизнь, слишком ослабленную алкоголем и наркотиками, потому что боялся врачей, заранее зная их приговор, потому что хотел вернуться в Италию и откладывал отъезд, дожидаясь рождения своего второго ребенка. Слишком много «потому что»…

Если принять во внимание предположения, то можно согласиться: да, он действительно убил себя. Он искал смерти, что помимо всего прочего подтверждают ясные слова Леона Инденбаума, который как-то сказал: «…аи fond, Modiglianis’est suicide»[54]. Но существуют и другие мнения. Многие склоняются к тому, что все произошло из-за его лени. Другие говорят, что он был фаталистом. Третьи пишут, что его погубило отчаяние. Четвертые — что это сделало увлечение работой до такой степени, что он забывал обо всем остальном, включая и себя самого.

Читатель волен выбирать любую из этих версий. А мы вернемся к Амедео, к последним дням его жизни. С 1 ноября до середины декабря 1919 года в Гран-Паласе прошел традиционный Осенний салон. Зборовский выставил одно ню и три портрета Модильяни, с 1368-го по 1371-й номер по каталогу. Они были обойдены вниманием публики и прессы. Картины Моди почти никто не отметил. Для Амедео это был очередной из множества ударов. Один из последних аргументов в выборе между жизнью и смертью.

Глава 19 ВЕЧНОЕ СЧАСТЬЕ

Итак, последний акт драмы. Последние дни, часы, минуты жизни…

Первого января 1920 года в семь утра пьяный Амедео явился к Зборовскому с большой охапкой цветов, прихваченной, вероятно, из того дома, где он провел ночь. Выглядел Моди очень плохо, и Леопольд всеми способами постарался заставить его лечь в постель. В последующие дни Збо, а может быть и Ортис де Сарате, обеспокоенные здоровьем Амедео, опять пытались удержать больного дома и даже заперли его в комнате на ключ. Им это удалось, но только отчасти: Моди громко требовал выпустить его, а потом сбежал по пожарной лестнице.