Модеста Миньон

«Банкирский дом Шарля Миньона прекращает платежи. Однако нижеподписавшиеся лица, занятые ликвидацией банка, обязуются уплатить по всем его долговым обязательствам. С сегодняшнего дня производится учет срочных трассированных векселей. Продажа земельной собственности банкира полностью покроет текущие счета.

Настоящее извещение имеет целью оградить честь банкирского дома Миньон, а также не допустить подрыва кредита на гаврской бирже.

Господин Шарль Миньон отплыл сегодня утром в Малую Азию на корабле «Скромный», предоставив нижеподписавшимся все полномочия для распродажи его имущества, включая и недвижимую собственность.

Дюме(уполномоченный по ликвидации банковских дел).

Латурнель— нотариус (уполномоченный по продаже городских и загородных владений банкира).

Гобенхейм(уполномоченный по ликвидации торгового имущества)».

Латурнель был обязан своим богатством доброте г-на Миньона, который в 1817 году дал ему взаймы сто тысяч франков на покупку лучшей нотариальной конторы в Гавре. До этого времени незадачливый Латурнель в течение целых десяти лет занимал должность старшего клерка и достиг сорока лет, не имея ни состояния, ни уверенности в том, что когда-нибудь положение его изменится к лучшему. Это был единственный человек в Гавре, пожалуй, не меньше, чем сам Дюме, преданный Шарлю Миньону; зато ловкий Гобенхейм сумел воспользоваться ликвидацией — все связи и дела г-на Миньона постепенно перешли к нему — и основал собственную банкирскую контору. В то время на бирже, в порту, в домах — словом, повсюду можно было услышать искренние сожаления по поводу несчастья, обрушившегося на Шарля Миньона, и единодушные похвалы этому безупречному, доброму и достойному уважения человеку. Латурнель и Дюме, молчаливые и деятельные, как муравьи, продавали, обращали в деньги процентные бумаги, платили долги, заканчивали ликвидацию. Вилькен сделал красивый жест, приобретя виллу, городской дом и одну из ферм Миньона. Латурнель сумел сыграть на этом порыве великодушия и сорвал с Вилькена хорошую цену. Многие хотели навестить г-жу Миньон и ее дочь, но обе они, повинуясь приказанию Шарля, перебрались в Шале в день его отъезда, который совершился втайне от них. Боясь, как бы прощание с близкими не поколебало его мужественной решимости, Шарль уехал, поцеловав жену и дочь, когда они еще спали. Триста визитных карточек было оставлено в этот день в вестибюле дома Миньона. Но уже две недели спустя никто не вспоминал о семье разорившегося человека, и это забвение показало г-же Миньон и Модесте, что приказ полковника был правилен и благоразумен. Дюме назначил уполномоченных в Нью-Йорке, Лондоне и Париже и зорко следил за ликвидацией трех банкирских домов, послуживших причиной разорения Миньона. С 1826 по 1828 год он сумел выручить пятьсот тысяч франков — восьмую часть состояния Шарля и, подчиняясь его распоряжению, написанному в ночь отъезда, перевел в начале 1828 года через банк Монжено всю эту сумму на имя г-на Миньона в Нью-Йорк. Все было исполнено с чисто военной точностью, за исключением лишь одного пункта: вопреки настояниям Шарля, он не удержал из этой суммы тридцати тысяч франков для личных нужд г-жи Миньон и ее дочери. Бретонец продал свой собственный дом за двадцать тысяч франков и вручил их г-же Миньон, решив, что чем больше денег будет у полковника, тем скорее он вернется домой.

— Иной раз можно погибнуть, не имея под рукой тридцати тысяч франков, — заявил он Латурнелю, которому продал по своей цене дом, зная, что обитатели Шале всегда найдут там приют.