На оставшийся площади блокнотного листа несколькими линиями был изображён телевизор. И правда, неплохой. Но Влад только покачал головой. Прищурясь, посмотрел на небо в прямоугольнике разных по размеру и форме краёв крыш.
— Какое сейчас время года?
Сав мигнул.
— Осень. Почти осень. Конец августа, если точнее.
— Погода будет отличной. Я пошёл. Когда понадобится, я позвоню.
И исчез в арке, из-за которой тянуло свежестью Обводного канала. Хорошо, что успел влезть в обувь и взял под мышку старого знакомца, похожего на чучело медведя, из которого вытащили всю набивку.
— Ты же смотрел только фэшн! — закричал вдогонку Савелий. — Что там могли такого сказать?
Влад пропал на добрый месяц. И хотя и Сав, и Юля смотрели в оба, когда покидали родные стены, на глаза он им не попадался. Юля боялась, как бы город ненароком не переварил своего гения.
«Гении так ранимы, — писала она Саву, когда лично, а когда по электронной почте, — так хрупки! Что он делает там один?»
Сав читал и вставлял так недостающее, по его мнению, придыхание.
Юля не любила Питер. Урождённая петербурженка, она, тем не менее, боялась этого города и считала его чуть ли не проклятым местом.
«Разве может быть добрым город, воздвигнутый на болотах?» — писала она Савелию.
В их приватных разговорах Петербург, исчерченный, словно шрамами, каналами, и выставляющий на всеобщее обозрение жабры-ливнёвки, стал настоящим, живым человеком. Человеком в тёмном плаще, с сырым хвостиком и серыми, цвета песчаника, квадратными скулами, с фетровой шляпой; все приметы они знали назубок, ведь этот человек увёл у них Влада. Впрочем, Юля одушевляла его ещё до знакомства с Владом и Савелием, теперь же эта привычка переросла чуть ли не в манию.
Долгое промозглое межсезонье, вооружившись дочкой, Юля предпочитала убивать где-нибудь на тёплой стороне планеты, а лето с его тяжёлой влажной пылью крылось козырем работы с её частыми командировками. Зима проносилась со свистом и новогодними песнями, с разукрашенными катками тут и там; к зиме Юлия особых претензий не имела. Тут не до чёрных мыслей. А потом снова межсезонье, снова обострение…
Зарубин был уверен в способности Влада выживать в незнакомых враждебных условиях.
— Жил же он как-то до нас, проживёт и после, — говорил он. Условия, в которых оказался Влад, может, и не такие уж враждебные. Не так страшен чёрт, как говорится…
Словно заразившись настроением, с которым Влад прощался с друзьями, Савелий прибавлял:
— Такие люди просто так не пропадают. Каждый встречный поймёт, что его надо беречь.
«Что же будет дальше?» — сокрушалась Юлия, и рука её дрожала, выводя строчки, а пальцы попадали не по тем клавишам.
Сав отвечал с безмятежной улыбкой — с такой, какую умеет навесить на себя только он.
— Дальше он обойдёт по рукам весь Питер. И в конце концов вернётся к нам.
Это настроение сильно пошатнуло собственный безалаберный агностицизм Сава. До сих пор он искренне полагал, что человеку свойственно хвататься за то, что сваливается в руки… да что там, он и не задумывался-то никогда на эту тему. Но что-то переключилось, когда Влад эти руки опустил, позволив дождю заботы и внимания, который пролила на него Юля, падать на землю.
Влад же путешествовал по урождённому Петербургу, в отрочестве Ленинграду, который с наступлением зрелости вернул себе детское прозвище, как по большой неизведанной стране. Он ничего не боялся: вот не может существо, которое предпочло взять себе в качестве постоянного детское имя, быть злым! Спал где придётся, ел очень мало: своеобразный отшельник в городских джунглях. Ночи были тёплыми и безветренными, когда он лежал на крыше какой-нибудь заброшенной постройки, звёзды падали ему за шиворот.
За всё время он позвонил только один раз — Юлие. Не пришлось реализовывать дикий план по выкрадыванию у Сава из кармана в каком-нибудь тёмном переулке телефона с последующим его водворением на место — каким-то образом номер завалялся в памяти. Влад счёл это за знак судьбы (или Судьбы? Или стоит её теперь именовать с большой буквы, раз уж выдан ей такой кредит доверия? Но судьба не задаётся по поводу своего положения в мире людей, она просто делает своё дело): раз есть номер, нужно звонить. Забылась всего одна цифра, но и её Влад восстановил методом подбора. Когда гудки сменятся настороженным молчанием, он собирался сказать несколько слов и повесить трубку, но сам потерял дар речи, когда услышал могучее «Алло!»
— А можно Юлю? — робко попросил он.
У этой щуплой блондинки внезапно прорезался голос валькирии, который он слышал, когда первый раз звонил в редакцию.
— Владик! — обрадовалась «валькирия». — Как видишь, мне лучше, так что придётся уж тебе немного со мной пообщаться. Что так долго не звонил?
— Копил мелочь на телефонную карточку, — буркнул Влад.