Модельер

— Тебя не узнать, — Эдгар вовсю улыбался. Рубашка расстёгнута сверху почти до пупка, брюки подвёрнуты, чтобы не запачкаться в вездесущей рыжей пыли. Всё это придавало ему так необходимую чтобы слиться с местным населением неряшливость. Чемодан весь в грязи, как будто хозяин специально окунул его в придорожную канаву, до краёв полную сухой пылью. — Осваиваешься? Как тебе город? А люди?

Влад поискал глазами спутников Эдгара, чтобы вежливо с ними поздороваться, но никого не увидел. Вокруг спешили по своим делам машины и люди, солидного вида мужчина перелезал на той стороне улицы через капот припаркованного на его пути автомобиля.

— Мы простились только десять минут назад, — напомнил он.

Эдгар назидательно поднял палец.

— В самолёте было московское время. Четыре часа разницы — в меньшую сторону. Мы простимся только через три часа. А познакомимся через час. Так что у нас есть четыре часа на то, чтобы получше друг друга узнать.

Эдгар взял Влада под руку.

— Я чувствую себя виноватым, что не рассказал тебе некоторые местные правила.

— Ну что вы, — пробормотал Влад, — я же исследователь.

— Даже исследователям нужны правила. Не обязательно всё изучать на собственной шкуре. Кстати, как тебе местная мода?.. Голоден? Пойдём, пойдём, я тебя накормлю. Я здесь хозяин, ты гость, одним словом, не стесняйся.

* * *

По дороге Влад наконец занялся одним из своих любимых занятий — наблюдением за людьми. Расцветок и фасонов одежды оказалось такое великое множество, совмещалась она в таких невероятных сочетаниях, что поначалу мозг отказывался всё это воспринимать. В сумке был перекидной блокнот и карандаш, к которому сразу потянулись десятки детских рук: как Влад узнал позже, письменные принадлежности здесь отчего-то любили нежной любовью, хотя писать умел едва ли каждый десятый. И Влад быстрыми скупыми движениями карандаша пытался изобразить мешком висящую одежду, фигуры, так не похожие на фигуры людей, к которым он привык; даже силуэт получался каким-то непропорциональным, похожим на баобаб с мощным стволом и гибкими руками с пальцами-листьями, но, как ни удивительно, гармоничным… штрихами намечал развязную походку, немного скованную благодаря распущенным шнуркам. Наверное, человек, который сможет научить этих людей завязывать шнурки, станет здесь настоящим мессией.

Они свернули с дороги и попали на узкую улочку, где даже домам приходилось тесниться. Они жались друг к другу, демонстрируя обезоруживающие улыбки, и улыбки эти угадывались во всём, в чём только возможно: в дверных проёмах, в окнах с белой москитной сеткой, напоминающих крупные зубы, в закрывающем какие-то дыры листе из нержавейки, который растягивал солнце в сияющую полосу. Деревья, похожие на молодых и красивых, но уже измученных бытом женщин, обмахивали их своими ветвями, или же раздавали затрещины. Улыбки при этом становились чуть виноватыми, но такими же обезоруживающими. Влад на минуту переключился на дома, даже пару раз останавливался, чтобы зарисовать особо впечатляющие экземпляры (у него в блокноте они все выглядели, как готовые вот-вот тронуться с перрона паровозы). Встретился им и целый квартал многоэтажных домов, тоже лишённых единого технического исполнения. Иные в пять этажей, иные в семь. У иных почему-то встречались пропуски между этажами — например, третий этаж от четвёртого могло отделять пять метров глухой кирпичной кладки. Как будто строители забыли сделать там окна. На высоте трепыхалось бельё, походившее, всё вместе, на стаю летящих против сильного ветра голубей.

Потом он вновь занялся людьми.

— Это лучше, чем фотоаппарат, — одобрительно сообщил Эдгар, наблюдая за работой Влада в блокноте. — Сначала приходится работать головой. Ну, то есть рисовать в голове картинку. Ты заранее знаешь, что хочешь выделить и именно это в первую очередь переносишь на бумагу. — Влад кивал: именно так, именно, и Эдгар с жаром продолжал: — Эти горе-туристы только и знают, что нажимать на кнопки. Кроме того, знаешь, голову не так просто отобрать, как фотоаппарат.