– Так про какое бы вам приключение рассказать? – рассеянно произнесла та, усаживаясь на один из бестолково расставленных по комнате стульев и показывая Алене на другой. На миг прикрыла глаза – чувствовалось, ей ужасно хотелось полежать, отдохнуть, может, даже вздремнуть, а не сказки рассказывать досужей писательнице.
Алене стало стыдно.
– Наталья Ивановна, вы меня извините, я вижу, вы устали и вам не слишком-то до меня… Поэтому про приключения, может, в другой раз, а? – торопливо проговорила она. – А сейчас мне просто посоветоваться с вами нужно по одному делу.
– Давайте, – вяло согласилась та. – По какому делу?
– Вы понимаете…
Алена вдруг почувствовала, что растеряла все мысли и слова. Всю дорогу выстраивала систему вопросов, пыталась невероятную историю, в которую ввязалась, представить постороннему человеку елико возможно достоверно, правдоподобно, но сейчас…
– Вообразите себе человека, у которого покойная жена работала в художественном музее.
Наталья Ивановна вскинула брови, шевельнула губами, словно хотела что-то сказать, но промолчала.
– Сам он к искусству совершенно никакого отношения не имеет, сугубый технарь, закончил радиофак, имел свою фирму, теперь ее продал, отнюдь не бедствует. И вот его вдруг охватывает странная жажда разрушения. Как будто в нем внезапно проснулась зависть к славе Герострата! Причем произошло это после смерти жены. Вернее, даже не смерти, а трагической гибели. Он обуреваем желанием ворваться в художественный музей и уничтожить там…
– Самолет, – с отсутствующим видом пробормотала Наталья Ивановна, обхватив себя руками за плечи и зябко поеживаясь.
Алену вдруг тоже пробрал озноб:
– Самолет? Почему вы так сказали?
– Да так просто, – пожала плечами Наталья Ивановна. – А что, в самом деле самолет?
– Ну, если честно, не совсем. Но в некотором роде… Я предполагаю, речь идет о картине «Ковер-самолет». Может, слышали – Васнецова Виктора Михайловича картина.
– Конечно, слышала, – энергично кивнула Наталья Ивановна. – И даже видела очень хорошую репродукцию. Я внучке на день рождения книжку сказок купила, которая просто великолепно иллюстрирована: репродукциями с картин русских художников, которые посвящены сказочным сюжетам. «Иван-царевич и Серый волк», «Застава богатырская», ну, вы понимаете. И «Ковер-самолет» там есть: Иван-царевич и Елена Прекрасная на нем сидят.
– Да нет, – сердито отмахнулась Алена. – Это совершенно другой ковер-самолет. В нашем художественном музее не такая картина. Там Иван-царевич один, без Елены, и он стоит, а рядом с ним – клетка с жар-птицей.
– Стыдно признаваться, – виновато улыбнулась Наталья Ивановна, – но я в нашем музее сто лет не была. Он тогда еще на набережной располагался, вот когда я туда в последний раз ходила! Работа сумасшедшая, конечно… Да я и не особо увлекаюсь искусством. Но чуть больше месяца назад был у нас вызов к одной женщине… Острое психическое расстройство. Понимаете, она хотела какой-то самолет в художественном музее сломать. То есть нет, в том-то и дело, что она этого не хотела, даже готова была с собой покончить, только чтобы этого не сделать! Из окна выбрасывалась, понимаете? Мы сами видели, вся наша бригада. Главное, чуть не упустили ее, чуть не зазевались. Зазвонил мобильный телефон, мы отвлеклись – а она к окну… Тяжелый случай, очень тяжелый. Что характерно, она именно в музее работала. Такое бывает – профессиональное помешательство, что называется. Но, наверное, в музее не одна картина с самолетом, да?
– Наверное, – пожала плечами Алена. – Я далеко не всю экспозицию знаю. Честно говоря, я не слишком уверена, что речь идет о той картине, о которой я думала, но вот вы сказали – самолет, и меня как ожгло. Странное совпадение! Какое странное совпадение!
– Ну да, – кивнула Наталья Ивановна, – странное. – И украдкой подавила зевок. – Но что вы про того мужчину, у которого жена умерла, хотели спросить…
– Ну да, ну да, – забормотала Алена, снова потерявшая нить своих прежних рассуждений и думавшая теперь только о неизвестной ей женщине, пытавшейся выпрыгнуть из окна. – А вы не помните, как звали ту больную? Кем она в музее работала?
Наталья Ивановна пожала плечами:
– Не помню. Только самолет в голову запал.
– А адрес ее, куда вы ездили по вызову?
– Ну, где-то в Ленинском или Советском районе, мы ведь здесь работаем… – Доктор сделала широкий жест вокруг и вдруг ахнула: – Вспомнила! Я вспомнила, как звали ее подругу. Понимаете, та женщина была не дома, а в гостях у подруги, когда с ней припадок случился. И подругу звали Елизаветой Петровной, как императрицу. – Наталья Ивановна усмехнулась. – Она несколько раз, помню, повторила: меня, мол, Елизавета Петровна зовут, как императрицу. А та женщина, ее подруга, была брюнетка… черные волосы с сединой, черная одежда… изможденно-интеллигентный вид…
Алена даже головой покачала.
Как там у Ницше насчет умного вида женщин, одетых в черное?
– Может, ее Майей звали? – обреченно сказала она.