Мода на умных жен

– Да, – пробормотала Алена. Разговор окончен, ничего интересного вахтерша больше не скажет, уже ясно. – Ну что ж, спасибо, что рассказали…

– Да какое тут спасибо может быть! Не грусти, девонька, не печалься. Свечку поставь на помин души, может статься, и отляжет от сердца!

– До свиданья, – сказала Алена и выключила телефон.

Свечку на помин души…

Желание немедленно, прямо вот сейчас оказаться в церкви и поставить свечку было таким внезапным и неодолимым, что Алена не могла устоять на месте и поспешила выйти на улицу Минина. Здесь совсем рядом, через два квартала, почти на набережной, находилась недавно отреставрированная церковь. Алена помнила не столь далекие времена, когда в ней размещалась какая-то радиологическая лаборатория. Если честно, церковь эту Алена не очень любила: бабки-служки там были редкостно противные и приставучие, одна, помнится, уж чересчур резко пеняла нашей героине за то, что пришла она в церковь с непокрытой головой. Алена даже тогда огрызнулась: «Я ведь не к вам пришла, к Богу, а ему, думаю, такие мелочи безразличны, главное, что душой я к нему стремлюсь!» Бабка удивилась ее словам, но отвязалась, однако во время службы так и кусала Алену злыми взглядами. Суетливых церковных приживалок наша писательница не выносила, оттого и ходила всегда в часовню Варвары-великомученицы на Варварской улице: та была столь малехонькая, что в ней никто, кроме одной монахини, продававшей свечи и прочее, просто не помещался, никакие служки. Но сейчас до часовни было далеко идти, а церковь – вот она.

Алена добежала до храма, вошла, не обращая внимания на неодобрительные взгляды целой стаи черных старых птах (ну да, у нее снова была не покрыта голова, но где ж взять сейчас платок?!), купила четыре свечки и поставила их перед распятием: одну за упокой своих деда с бабкой и вообще всей усопшей родни, вторую – за бедного Севу Лысаковского, третью и четвертую… Третью и четвертую она купила, не вполне отдавая себе отчета в том, что делает, но когда ставила их, знала зачем: на помин души убиенных рабов Божиих Павла Власьева и Ашота… как его там… Карапетяна. Правда, он не русский, а армянин, ну и что ж, армяне ведь тоже православные христиане. Да и вообще, какая разница, Бог все равно один!

Алене стало чуть легче на душе, когда она вышла из церкви на площадь Нестерова, обернулась и прощально перекрестилась на купол. Конечно, следовало вздохнуть с облегчением прежде всего оттого, что люди, пытавшиеся предать ее такой страшной смерти, сами получили свое… «Поднявший меч от меча и погибнет», «не рой другому яму, сам в нее попадешь» и все такое… Но странным образом успокаивало также и то, что она с поставленными свечками как бы примирилась с душами убитых убийц.

Но кто ж убил-то их, Господи?

Конечно, для нее это был самый главный вопрос. И, конечно, сегодня следовало свечки не только за упокой ставить, а также и во здравие: во здравие того неизвестного, который спас ей жизнь.

Жаль, что она никогда и никаким образом этого не узнает. А впрочем, почему? Может быть, когда-нибудь товарищ Муравьев и иже с ним все-таки выйдут на след убийцы Павла и Ашота. Им и окажется тот человек, во имя которого Алена Дмитриева отныне будет возносить благодарственные молитвы. Вот только вдруг он какой-нибудь закоренелый злодей, безжалостный и беспощадный убийца, которому две твари пога… ох, извините, о мертвых – или – или… которому, значит, Павел и Ашот просто-напросто где-то в чем-то дорогу перешли?

Но ведь, получается, не столь он уж и безжалостный, тот неизвестный человек, если позаботился спасти погибающую женщину!

И опять вопрос: случайно ли это произошло? Или именно спасение Алены Дмитриевой было целью неизвестного?

Наша писательница тряхнула головой. Да больно уж ты кому-то нужна – спасать тебя, да еще время терять, чтобы машину из Стригина на Щелковский хутор перегонять! До него ж километров двадцать, а то и тридцать.

Ладно, может быть, когда-нибудь она и в самом деле узнает правду. Будет периодически спрашивать у Льва Ивановича, как там обстоят дела с раскрытием убийства Павла и Ашота. Интерес вполне объясним – ведь они как-никак ее «крестники». Рано или поздно Муравьев ей все расскажет. Конечно, нужно с ним предварительно помириться, как-то умаслить его, и лучшим способом примирения будет, конечно, если она снимет-таки проблемы его, муравьевского, бывшего однокашника Алексея Стахеева. Вот на чем сейчас Алене и надо сконцентрироваться. Тем паче что уже более чем лихо похвасталась перед Алексеем, мол, она такая умная и ловкая, что «одним махом семерых побивахом» и видит уже свет в конце тоннеля. Между тем воз и ныне там, а тоннель, кажется, стал еще длиннее.