— Нет. Ты знаешь, я художник.
— И когда правительство говорит тебе, что они могут направить компьютеризированные «умные» бомбы в двери бункера, который находится посреди пустыни, с авианосца, плавающего в двух тысячах милях, тебе остается только смотреть на фотоснимки и верить, что такие технические средства существуют.
— Стал бы Том Кленси[52] лгать мне? — спросил Клай без тени улыбки.
— А если та технология существует, почему не принять на веру эту, пусть в качестве предположения?
— Хорошо, договаривай. Только, пожалуйста, простыми словами.
— Первого октября в три часа пополудни террористическая организация, может, даже какое-то государство-изгой генерировали некий Импульс или сигнал, который транслировался каждым мобильником на планете. Мы будем надеяться, что это не тот случай, но, думаю, на данный момент должны исходить из самого худшего.
— Сигнал более не генерируется?
— Не знаю, — пожал плечами Том. — Хочешь найти мобильник и выяснить?
— Туше, — ответил Клай. — Так мой маленький мальчик произносит слово
«И пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы произносил и дальше».
— Если эта группа может передать сигнал, который вызывает безумие у всех, кто его слышит, вполне возможно, что этот сигнал также содержит директиву для тех, кто его получил: покончить с собой пятью часами позже. Или просто лечь спать и перестать дышать.
— Я бы сказал, что такое невозможно.
— Я бы сказал, что было невозможно представить себе безумца, который набрасывается на тебя с ножом напротив отеля «Времена года», — ответил Том. — Или Бостон, сгорающий дотла, тогда как все его население, та счастливая часть, что не обзавелась мобильниками, уходит по мосту Закима[54] и через реку Мистик.
Том наклонился вперед. Пристально посмотрел на Клая.
— В определенном смысле все это не так уж и отличается от биотерроризма, которого правительство так боится после девять-одиннадцать[55], — продолжил Том. — Используя сотовые телефоны, которые стали самым распространенным средством связи в нашей повседневной жизни, ты одновременно превращаешь население в рекрутов собственной армии, армии, которая ничего не боится, потому что безумна, и разрушаешь инфраструктуру. Где сейчас Национальная гвардия[56]?
— В Ираке? — предположил Клай. — В Луизиане[57]?
Шутка получилась не очень, Том и не улыбнулся.
— Нигде. Как можно использовать добровольческие войска, для мобилизации которых используется исключительно сотовая связь? Что же касается самолетов, то последним, который я видел в полете, был тот маленький, что потерпел катастрофу на углу Чарльз- и Бикон-стрит. — Он помолчал, заговорил вновь, глядя Клаю в глаза: — Все это они сделали… кем бы ни были. Они смотрят на нас оттуда, где живут и поклоняются своим богам, и что они видят?
Клай покачал головой, завороженный глазами Тома, поблескивающими за очками. Почти что глазами провидца.
— Они видят, что мы снова построили Вавилонскую башню… в этот раз на электронной паутине. В считанные секунды они смахнули эту паутину, и наша Башня упала. Вот что они сделали, а мы трое — жучки, которым волей случая немыслимо повезло. Мы не попали под стопу гиганта, опустившуюся на землю, и нас не раздавило. Все это они сделали, и ты думаешь, что они не могли закодировать в сигнале приказ лечь спать и перестать дышать пятью часами позже? Сложная ли это задача в сравнении с той, которую они решили? По моему разумению, нет.
— А по моему разумению, нам пора спать, — заметил Клай.
Какое-то мгновение Том не менял позы, нависал над столом, глядя на Клая, словно не понимая, что тот сказал. Потом рассмеялся.
— Да, — вырвалось у него. — Да, ты прав. Очень уж я завелся. Извини.
— Совсем нет, — возразил Клай. — Я надеюсь, все будет, как ты и сказал, и ночью все эти психи сдохнут. — Он помолчал, потом добавил: — Я хочу сказать… если только мой мальчик… Джонни-малыш… — закончить не смог. Отчасти или в основном по одной причине: если Джонни во второй половине этого дня попытался воспользоваться мобильником и получил тот же сигнал, что фея Светлая и женщина во «властном костюме», Клай не знал, хотел бы он, чтобы его сын оставался в живых.
Том через стол потянулся к Клаю и тот взял его тонкую руку с длинными пальцами в обе свои. Он видел все это словно со стороны, выйдя из своего тела, и когда заговорил, ему казалось, что говорит совсем не он, хотя чувствовал и двигающиеся губы, и слезы, которые потекли из глаз.
— Я так за него боюсь, — говорил рот Клая. — Я боюсь за них обоих, но больше — за моего сына.
— Все будет хорошо, — сказал Том, и пусть Клай знал, что Том желает ему добра, сердце от этих слов все равно пронзило ужасом, потому что фразу эту обычно произносят, когда ничего другого не остается. Как «Ты это переживешь» или «Он теперь в лучшем месте».
11