До меня не сразу дошел смысл ее слов. Я в ужасе окинул взглядом темное пространство и вспомнил, как над каменной плитой на цепи висела оглушенная свинья, и звук, с каким кровь текла из ее перерезанного горла в железное ведро. Сказанные Арно слова приобрели страшный смысл.
«Свиньи жрут все».
— Греттен в курсе? — спросил я.
— Не знаю, — устало вздохнула Матильда. — Она была в шоке, в истерике и больше никогда не заговаривала о Луи. С детства умела блокировать то, о чем не хотела думать. Словно ничего подобного не происходило.
Я с этим столкнулся сам. Но кроме амнезии Греттен у меня появились более страшные предметы для обсуждения. Напрашивался вывод, что Арно убил Луи. Или все-таки нет?
Когда я поднялся, боль в ноге дала о себе знать, но не настолько сильно, чтобы помешать пуститься наутек, если придется срочно смываться. Я посмотрел через щель в стене — в открывшейся части залитой белесым лунным светом поляны никого не было.
— Ваш отец не убивал Луи? — произнес я, не оборачиваясь.
— Нет, — ответила Матильда.
— Знаете, Греттен больна. Ее надо лечить.
— Больна?
— Вы не можете опекать ее вечно. Даже если у нее не было намерения убивать Луи, рано или поздно она бы подняла руку на кого-нибудь другого. Или на себя.
— Вы ничего не поняли. Греттен Луи не убивала. Его убила я.
Мне почудилось, будто в животе раскручивается что-то мерзкое и холодное.
— Не верю.
— Луи избивал отца. Поранил его. Греттен попыталась защищать его. Тогда Луи ударил и ее. Крепко, по лицу. Я схватила лопату и стукнула его.
«Вот откуда у Греттен отметина на носу», — подумал я. Повернулся к Матильде, но не мог рассмотреть ее в темноте. Мы стояли так близко, что почти касались друг друга.
— Если это было убийство по неосторожности, почему вы не заявили в полицию?
— Мне нельзя в тюрьму. Мишель? И Греттен я тоже не могу оставить с отцом.
— Почему? Понимаю, она ваша сестра…
— Она мне не сестра. Она моя дочь.
Я решил, что ослышался. А затем все понял. Арно! Омерзительный воздух в домике, казалось, в неподвижности сгустился.
— Мне было тринадцать лет. Отец сказал маме, что ребенок от какого-то парня из города. И убедил ее объявить, что это их дочь, — так они спасали мою репутацию. В школе, пока не родилась Греттен, считали, что я больна и меня лечат дома. Вопросов никто не задавал. А потом все думали, будто Греттен дочь моих родителей.
— Неужели вы никому не сообщили? — Я был потрясен.
— Кому? Мать, наверное, все понимала, но была слишком слаба, чтобы противостоять отцу. А когда она умерла, не осталось вообще никого, с кем я могла бы откровенничать. Не с Жоржем же.
— Греттен догадывается?
— Нет! И не должна! Никогда! Я не позволю отцу сломать жизнь и ей! Предупредила: пусть только посмеет коснуться ее, и его убью. Однажды попробовал — я спустила его с лестницы, и он месяц провалялся в постели.
Матильда произнесла это с холодным удовлетворением. Сейчас это была совсем другая женщина. Я ее не узнавал. Или никогда не знал?
— А Мишель? Он тоже от Арно?
— Нет, от Луи. Но отец считает его своим. Всегда хотел сына, чтобы оставить ему ферму. Поэтому…
— Что?
Матильда глубоко вздохнула, словно собиралась броситься головой в омут.
— После того как мать умерла, у меня был еще ребенок. Девочка. Отец мне ее не показал — объяснил, что она родилась мертвой. Но мне казалось, я слышала, как она заплакала.
«Эта ферма что-то вроде жуткого набора матрешек, — подумал я. — Всякий раз, когда я считал, что мне открылся последний секрет, за ним обнаруживался новый, еще более страшный».
— Как же вы можете здесь оставаться? Почему не уедете?
— Это не так просто.
— Ничего сложного: собираете вещи, и вперед!
— Я не могу покинуть ферму без Греттен.
— Тогда берите ее с собой.
— Вы меня совсем не слышите? Как вы думаете, почему я связалась с Луи? Греттен не уедет от отца. По крайней мере не со мной.
Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Я опять посмотрел наружу — больше для того, чтобы выиграть время и подумать. По небу, закрывая луну, неслись рваные облака. Та часть поляны, которую я видел, казалась тихой и безобидной, но вокруг стеной непроницаемого мрака наступали деревья.
— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо удалить отсюда Греттен, — продолжила Матильда. — Не важно как и не важно куда. Но все равно лучше, чем оставаться здесь. А с вами она поедет.
Хорошо, что в домик не проникал свет и мне не нужно было смотреть Матильде в лицо. Ведь только от отчаяния она после всего этого еще пыталась уговорить меня увезти свою дочь. Или, может, надеялась, что, выслушав ее откровения, я просто обязан это сделать?
— Извините. Не могу.
За спиной послышался шум. Повернувшись, я увидел, что Матильда загородила собой проникающий в дверь свет. А затем раздался другой звук. Тихий, не громче шепота — такой скрежет издает сталь, если ей провести по камню. И внезапно перед глазами возникла картина, как Жорж берет мясницкий нож с плиты в середине дома.
— Не передумаете? — спросила из темноты Матильда.