Многорукий бог далайна

Нагрузившись чавгой и сменяв-таки раковину на хлеб, Шооран вернулся на мыс, с которого так стремился бежать два дня назад. Первым же ударом он создал там сухой оройхон, отделённый от остальной страны лентой в два мокрых оройхона. Поскольку эта местность была опустошена Ёроол-Гуем, а илбэч отсюда ушёл, можно было надеяться, что недели три его никто не потревожит. Устраиваясь на житьё, Шооран громко разговаривал сам с собой о чавге, тэсэгах, Ёроол-Гуе – обо всём на свете, кроме Яавдай, маленьких детей, счастья и других несущественных предметов.

В тот же день Шооран поставил ещё два оройхона, повторив давний подвиг Энжина. С рассветом круг начал повторяться. Шооран выстроил один оройхон, потом увидел Ёроол-Гуя и, перейдя на другую сторону мыса, следующий остров соорудил там, высушив ещё один ненужный ему участок. Лишь после этого странная истерика погасла.

Шооран сидел на умывающемся оройхоне среди потоков слёз бовэра и думал, как жить дальше. В мире оставались лишь два человека, которые относились к нему по-людски: сказитель Киирмон и сушильщик Койцог. Но Киирмон благополучен, его чаша не бывает пустой. Значит, остаётся Койцог, если, конечно, он ещё жив.

Шооран собрался и без сожаления покинул мыс и сухие оройхоны, где скоро начнётся столпотворение: делёж земли и власти. Он шёл на запад по стыку сухих и мокрых оройхонов, по самому опасному месту, потому что здесь обычно больше всего стражи. Но сегодня цэрэги отдыхали, обрадованные уходом ночных пархов, а земледельцы не трогали бродяг, поскольку вся страна жила ожиданием чудес.

Он пересёк владения Ууртака и крошечную провинцию, где некогда властвовал Хоргоон. Оставил позади Свободный оройхон, где когда-то родился и где не осталось ничего: ни прежних людей, ни прежней свободы. Ступил на остров изгоев, не ставший уютнее с тех пор, как безобиднейшая Нарвай смертельно напугала здесь малолетнего Шоорана. Так же, как и десять лет назад, уходила вдаль мёртвая полоса, стлался дым и жил своей жизнью далайн. Правда, теперь возле огненного болота стояла застава, караулящая ушедшего на угловые земли недруга. Впрочем, нападения оттуда никто не ждал, так что пройти в огненный смрад было несложно.

Шооран оглядел открывшееся пространство. Почему, собственно говоря, он должен задыхаться здесь? Всего один оройхон – и сухая полоса соединит угловые земли со страной вана. Погибнет крошечное государство, рождённое тщеславием Хооргона. Стоит ли о нём жалеть? Зато люди смогут ходить безопасно. Довольно и он мучился здесь в завалах и горячем нойте. Сегодня это болото исчезнет.

В полчаса оройхон был создан, и Шооран в третий раз за свою жизнь очутился на угловых оройхонах, поставленных когда-то старым илбэчем и отчасти им самим.

Даже на первый взгляд за два года оройхоны изрядно переменились. На мокром никого не было, пустынной оказалась и сухая полоса. Очевидно, немало народу ушло вместе с войском изгоев. Шооран сумел незамеченным добраться к последнему оройхону, который целиком принадлежал аварам и сушильщику.

Койцог был на месте. На нём была та же старая одежда, лишь на груди висела ладанка с давно погибшим и высушенным пальцем Ёроол-Гуя. Кусочек иссушенной земли тоже казался заповедником старых времён. Изменился лишь сам Койцог. Исчез отрешённый, безразличный ко всему взгляд, и Шооран подумал, что пришёл вовремя: сушильщики с беспокойным взглядом долго не живут.

– Я не смог тогда вернуться, – сказал Шооран, – но зато сейчас я пришёл забрать тебя. Ты, должно быть, и сам знаешь куда – в новые земли на севере.

– Туда не пройти, – сказал Койцог. – Тройгал не пустит. Туда слишком много людей ушли, так теперь Тройгал там границу держит крепче, чем от вана. Там и жирх не проползёт.

– А мы проползём, – уверенно сказал Шооран.

– Мы-то проползём, – голос Койцога звучал словно виновато, – но я теперь не один. Тамгай… её выдали мне в жёны, по договору, даже не спросив. Да и как спрашивать, она же бездомной осталась. Мы тогда потребовали женщин, так просто, оттого, что не знали, что ещё требовать. Всего год назад она была мне никем, а теперь… я не пойду без неё, а она не сможет ползти ночью по мёртвой полосе.

– Если… – Шооран запнулся, не зная, какое слово подобрать, – если она в самом деле захочет пойти с тобой, то ей не придётся ползти. Мы пойдём по мёртвой полосе днём и не скрываясь. Там нас пропустят и дадут землю, среди изгоев у меня много знакомых. А с этой стороны, думаю, заслон уже снят, все брошены на границу с ваном. Ты же слышал, как трубили тревогу? Сегодня последний день этого царства.

Койцог пренебрежительно усмехнулся, и на мгновение в нём проглянул прежний сушильщик.

– Сходи, посоветуйся с Тамгай, – сказал Шооран, а я сбегаю по делам. На час, не больше. Кстати, как поживает палач Боройгал?

– Что ему сделается? Живёт. Говорят, клад нашёл.

– Нашёл, значит? – переспросил Шооран. – Что же, пусть пользуется. Я скоро вернусь.