— Не знаю, но будет лучше, если ты дашь мне знание о второй ступени, — заметила я, с удовольствием уплетая очередной кусок пиццы.
— Это слишком опасно…
— Оставаться без защиты — еще опаснее, — возразила я, набив полный рот и тщательно прожевывая.
— Ты все еще несовершеннолетняя, — напомнил искин. — По крайней мере, если верить нейросканеру…
— Дурацкому устройству, которое оказывается правым только в семидесяти пяти процентах случаев! — возмущенно заметила я, наливая себе еще томатного сока. — А в остальных двадцати пяти погрешность составляет от одного до трех лет! Что, если я уже три года как совершеннолетняя?!
— А что, если нет?! — в тон мне ответил Сократ.
— Даже если нет, через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать! И, по-твоему, это что-то изменит? Я уже не буду обезьяной, которой нельзя давать гранату?
— Не знаю, — посерьезнел он, — ведь погрешность составляет от одного до трех лет. А значит, не исключено, что ты станешь совершеннолетней только через три года.
Вот ведь зануда!
Взяв следующий кусок пиццы, я продолжила возмущаться:
— Так почему такой жесткий запрет на знание для несовершеннолетних? Это же глупость.
— Всего лишь предосторожность, уменьшающая вероятность злоупотребления псионическими способностями.
— Ну ты и зануда, Сократ, — заключила я, отпив томатного сока. — Ты хоть понимаешь, что твое занудство чуть не стоило мне жизни?
— Но ведь не стоило! — возразил он. — И вообще, ради тебя я нарушил протокол, ты хоть понимаешь, как это серьезно?
— Да, для такого зануды, как ты, нарушить протокол — это подвиг! — заметила я, вернув на стол стакан так, что томатный сок чуть не расплескался по столовой.
— Доедай свой завтрак и приходи в исследовательский центр, мы там нашли кое-что интересное, — заметил он и «испарил» свой голографический образ.
Бу-бу-бу… Приходи в исследовательский центр…
А похвалить меня за то, что я расправилась с тем зловредным влиянием местного псионика? Это, между прочим, стоило мне немалых усилий! Нет, чтобы сказать, какая я молодец. Но что взять со старого зануды?
Закончив с завтраком, я приперлась в исследовательский центр и развалилась на белом крутящемся кресле.
— Ну и что там у тебя? — поинтересовалась я, и на большом голографическом экране тут же возникло изображение какого-то лабиринта.
— Представь, мицелий тех гигантских грибов, который, судя по клеточной структуре, скорее, даже не мицелий, а плесень…
— Короче, — поторопила я, тяжело вздохнув. Святой термоядерный синтез! Ну сколько можно занудствовать?
— Ну так вот, эта плесень обладает интеллектом, — заявил Сократ, а на экране по лабиринту начала расползаться волокнистая желтая аморфная масса.
Сначала грязно-горчичная слизь заполнила весь лабиринт вместе с куском питательного вещества в конце. На следующем кадре показывали копию предыдущего лабиринта. Теперь плесень проросла к еде по единственно верному пути. То есть после первого раза она запомнила дорогу.
— Это и есть то твое «кое-что интересное»? — со скучающим видом поинтересовалась я. — Земной слизевик физарум многоглавый тоже такое может.
— Не спеши, — велел Сократ. — Названная тобой примитивная форма жизни хотя и умеет запоминать путь в лабиринте, но она одноклеточная и не обладает псионическими силами.
Я чуть с кресла не свалилась!
— Псионическими… Что?!
— Да, — подтвердил Сократ. — Взгляни, теперь мы поместили в такой же лабиринт другой кусок плесени, который до того никак не взаимодействовал с той, которая успешно преодолела лабиринт. Видишь?
На следующей записи плесень опять безошибочно нашла путь к питательным веществам в конце лабиринта.
— Она прошла к еде так, словно прекрасно знала путь, хотя это ее первый раз! — воодушевленно прокомментировал искин.
— Так, может, она шла по запаху своей предшественницы? — крутанулась на кресле я.
— За идиота меня держишь? — нахмурился Сократ. — Вторая плесень преодолевала новый девственно-чистый лабиринт, просто идентичный предыдущему.
— То есть все-таки телепатия? — удивилась я.
— Логично, — кивнул Сократ.
— Да ну? — откинулась на спинку кресла я. — Ты на полном серьезе утверждаешь, что плесень обладает псионическими способностями?
— Мы повторяли этот эксперимент много раз. Выкапывали новые куски плесени, и все они безошибочно преодолевали копии тех лабиринтов, через которые ранее прорастали их «собратья». Хотя другие, в которых еще не побывал ни один кусок плесени, проходить не умели.
— Так, может, они как-то переговариваются между собой? — напрягла извилины я. — Ну там, сигналы какие-нибудь: ультразвук, инфразвук? Радиоволны? Точно, может, радиоволны?
— Перестань фантазировать, — угрюмо прервал меня Сократ. — Все эти версии мы уже проверили. Это просто плесень, у нее нет радиоприемника. Кроме того, этой плесенью пропитана вся почва, которую мы успели исследовать, а пробурили мы ее метров на десять вглубь.
— Подожди, — лихорадочно соображая, я опять крутанулась на кресле, — ты уверен, что то, что ты называешь плесенью — это и есть тот мицелий, из которого растут гигантские грибы?