Многоликий. Олег Рязанский

Он выбежал из леска. Монашек всё так же молился поодаль, а тать уже начал приходить в себя — сидел, тупо поматывая головой. Юшка подбежал к нему, сорвал кушак, связал за спиной руки, рывком поднял, поставил на ноги, сказал, зловеще улыбаясь:

   — Топай, не мне ж тебя тащить! — И крикнул монашку: — Святой отец, иди за мной, всё кончено.

На полянке ничего не изменилось. Юшка бросил взгляд на лежащего у костра — то был труп, страшно изуродованный: видимо, беднягу пытали. Подошёл к связанным, хозяйским глазом оценил настоящий волосяной ордынский аркан и принялся его распутывать, бесцеремонно переворачивая пленных.

   — У тебя что, ножа нет? — прохрипел младший.

   — Нож есть, но зачем добру пропадать.

Наконец он освободил пленникам ноги, и пока те, кряхтя, поднимались, деловито смотав аркан, свистнул — меж кустов продрался конь. Юшка подвесил на седло второй аркан и только после этого спросил:

   — Как же это вас, троих мужиков, повязали?

   — Заарканили, — коротко ответил младший. Видимо, он был главным в троице.

   — Небось когда от воды ваши кони отряхивались? — догадался Юшка. Он и сам бы действовал так же, если б решил брать пленников на переправе.

Младший мрачно кивнул. Его лицо показалось Юшке чем-то знакомым. Бородка ухоженная, лоб высокий, чистый...

   — Как звать тебя? За кого Бога молить, кому свечку ставить?

   — Юшка.

   — Юхим, что ли? — подал голос второй пленник.

   — Не, Юрий значит.

   — Где воевать научился?

   — На меже... — ответил Юшка, вглядываясь в младшего. — А не Фёдор ли Олегович ты будешь?

   — Он самый.

Фёдор произнёс это спокойно, однако Юшка заметил, как подобрался его спутник, стараясь незаметно придвинуться к оружию, лежащему у костра.

   — Сядьте-ка, парни, в сторонку, на оружие не коситесь. Иначе у нас разговору не получится. Мне-то вы и вдвоём не страшны, однако зачем вас в соблазн вводить.

   — Ты как со своим князем разговариваешь? — подал голос второй пленник, по облику воин.

   — А он мне не князь.

   — Ты ж рязанский, — удивился воин. И повторил, подчёркивая открытое «я» в слове «рязанский».

   — Был я рязанским, пока твой батюшка, Фёдор Олегович, моего господина в монастырь не заточил, вотчины не лишил...

   — Постой — ты не меченоша Степана Дебрянича, стольника и сотника?

   — Он, знамо дело. Но всё равно, отойдите от оружия и сядьте в сторонке.

Бывшие пленники с видимой неохотой выполнили просьбу — сели в стороне.

   — Мы со Степаном к Дмитрию Московскому отъехали, так что Олег Иванович мне теперь не указ.

   — Жаль, что батюшка поспешил тогда. О Степане да и о тебе на меже до сих вспоминают добрым словом.

   — Тебе откуда знать, Фёдор Олегович?

   — Мне батюшка сторожевой полк под руку отдал.

   — Что ж тебя, князь-воевода, сюда занесло? На московской меже у нас отродясь сторожей не было. Да ещё на этом берегу.

   — К Дмитрию нас повезёшь?

   — С Дмитрием мои пути разошлись.

   — Что же вы так — с моим батюшкой Степан характером не сошёлся, с Дмитрием пути разошлись?

   — Наше это дело... — нахмурился Юшка. — Не служу я ныне Дмитрию, вот и весь сказ.

Фёдор помолчал, разглядывая его. Перевёл взгляд на монашка, который всё это время хранил молчание.

   — А где сам Степан?

   — Зачем он тебе?

   — Хочу службу ему предложить.

   — В узилище бросил его Дмитрий, — неохотно признался Юшка. — Ещё до Тохтамыша. А после татарвы в Москве не то что человека, собаки живой не осталось.

Фёдор что-то обдумывал.

   — А ты ко мне в таком разе не пойдёшь служить?

   — Мы боярина Корнея кровно обидели.

   — То моя забота. Решай. Я бы тебя дружинником взял.

Юшка задумался. Если бы можно было съездить в Тверь, посоветоваться с Пригодой... Но не признаваться же в желании спросить совета у жены двум этим воинам. Они только что видели его в деле, прониклись уважением. Стать дружинником сына великого князя! Сколько лет Степан пытался сделать Юшку полноправным дружинником. Добился одного меченоши. Предложение княжеского сына лестно и открывает им с Пригодой путь к возвращению на родину. Так чего же он думает? Он ведь всю жизнь принимал решение за Степана — почему боится сейчас принять решение за себя? И всё же Юшка ещё немного потянул с ответом:

   — А дружина большая?

   — С ним было две дюжины. — Фёдор указал на труп своего второго спутника.

   — Его пытали? Он тоже? — Юшка указал на связанного пленника.

   — Да.

   — Если я всё скажу, вы меня пощадите? — заговорил торопливо тот, поймав на себе взгляды.

   — Что скажешь?

   — То, что для вас важно. Пощадите?

Юшка вопросительно глянул на князя.

Тот неопределённо пожал плечами.

   — Говори! — приказал Юшка.

   — Скоро ещё пятеро наших вернутся. Помилуй, батюшка-князь! Помилосердствуй! Всеми святыми клянусь, не буду больше лиходействовать! С голоду пухли после Орды проклятой...

   — Где наши кони? — спросил спутник князя.

   — Там, на дальней полянке... стреноженные... все вместе пасутся.

   — Веди!

Тать торопливо вскочил на ноги и поспешил в кусты, подальше от страшного человека, расправившегося с разбойниками, словно с малыми ребятами.

Вскоре послышался шум — это кони пробирались сквозь кустарник. На полянку вышел дружинник. Один.

   — Я-то ему ничего не обещал... — пояснил он в ответ на немой вопрос князя.