А. Д. Линде. Мне рассказывали, что, когда Шкловский умирал, как раз к нему пошел Розенталь, и Розенталь мне потом рассказывал, что Шкловский лежал и говорил: «Вот, всё понимаю...» — он был замечательный астрофизик, лучший астрофизик, — «...всё понимаю... но как же это у них в теории всё расширяется со скоростью больше скорости света?» Поэтому не надо стыдиться непонимания... Значит, ситуация вот какая. Есть два разных типа расширения. Первый: идет волна, сигнал. Этот сигнал не может идти со скоростью больше скорости света. Второй... Представьте себе, что у вас есть Вселенная — как резиновая мембрана, которая растягивается. Вобьем в нее два гвоздя. Вот это расширение — хаббловское, то что
Вопрос.
А. Д. Линде. На этот вопрос имеется сразу несколько ответов, в зависимости от того, человек вы оптимистичный или пессимистичный. Пессимистичный человек скажет: я точно знаю, что произойдет, — я буду преподавать вдвое больше. Почему? Потому что тогда теоретическая физика станет областью математики, а мы знаем, что, по крайней мере в Стэнфорде, математики имеют двойную преподавательскую нагрузку. Потому что они занимаются как бы структурой мира в целом... Поэтому ничего нового... ну вот так...
С другой стороны, можно к этому относиться с оптимизмом. Например, 25 лет назад я совершенно не верил в то, что вот эти эксперименты будут возможны, что люди могут померить температуру на небе с точностью до 10 в минус пятой градуса. Сейчас послушать, что говорят астрономы — они говорят еще какие-то чудовищные вещи, что они могут сделать еще и еще, правда для этого надо им еще и еще больше денег... Но в общем, действительно, наверное, асимптотически мы приблизимся к такому состоянию, когда количество денег становится больше, чем бюджеты стран, и тогда развитие фундаментальной физики такого рода замедлится. Я помню, однако, что в 1972 году, когда я окончил физфак, Владимир Яковлевич Файнберг, который нам тогда преподавал теорию поля, нам сказал: «Ребята, не занимайтесь теоретической физикой, не идите в эту науку, потому что это безнадежно. Сейчас ускорители нам ничего нового не дадут, данных никаких новых не будет, и, в общем, занимайтесь чем-нибудь еще». Но поскольку мы все уже были рождены теоретическими физиками, мы не могли слушать, верить в это, и когда я пошел в аспирантуру — это был 1972 год, и в 1972 году — так мне повезло, что это было время, когда была открыта единая теория слабых и электромагнитных взаимодействий, — мир поменялся. Это развитие произошло сначала из-за развития теоретической физики. Не из-за развития экспериментов.