Многогранники

Роман сел рядом с Юлой и, поздоровавшись, приготовился произнести проникновенную речь о том, что Юла раздула из мухи слона. С утра ночные фото не казались такими уж двусмысленными. Просто люди сидят за столом, свечи — потому, что электричество уже отключено. Однако Юла вдруг обхватила его предплечье обеими руками и, прижавшись щекой к его плечу, быстро проговорила:

— Я очень расстроилась вчера, но готова услышать извинения.

Роман, отклонившись, посмотрел на ее лицо и не увидел раскаяния. Ни капли. Но про то, что фото видел Волков, тогда еще по-прежнему не думал. Думал о том, что нужно как-то предупредить Машу. В голову не пришло ничего лучше, чем оставить на парте тетрадь и вернуться за ней, когда Волков уйдет. Тот наверняка убежит курить сразу после звонка.

Но Волков все не выходил, и вернувшийся за тетрадью Роман застал его ссору с Машей. Когда Волков сказал, чтобы Маша обращалась за объяснениями к Роману, и посмотрел при этом прямо ему в глаза, все встало на свои места. То, как Волков смотрел, не оставляло шансов списать все на продолжение старой истории. История была новой. И Роман успел испортить и ее. У него даже зашумело в голове, когда он представил, что подумал Волков, увидев фото. А тот факт, что он, уходя, всего лишь толкнул Романа плечом, а не сломал ему нос, говорил о том, что Волков не просто повзрослел — Волков стал каким-то совсем другим человеком. И его вчерашний звонок с извинениями по чьему-то принуждению, который, казалось, вновь поставил их плечом к плечу, был всего лишь еще одним доказательством взросления Волкова: ему было настолько плевать на Романа, что он легко мог извиниться.

Машу Роман попытался утешить автоматически. Просто потому, что сам хотел бы, чтобы кто-то его поддержал, окажись он в подобной ситуации. Однако Маша в ответ наговорила такого, что Роман в первый раз в жизни психанул настолько, что тупо ушел с занятий, даже не удосужившись никого об этом оповестить. Только отбил Юле, чтобы расставить все точки над «и»:

«Ты поделилась фото с Волковым?»

Она ответила тут же:

«Не могла наслаждаться такой красотой в одиночестве».

После Юла прислала:

«Он имеет право знать».

А потом еще:

«Ты поступил по-скотски».

И вдогонку:

«Я все еще готова тебя выслушать».

Роман выключил телефон и ушел гулять по городу, потому что он не был готов ни говорить, ни оправдываться.

Вечером он оформил себе больничный в клинике, контакты которой давала Юла, решив взять тайм-аут до пятницы. Следующие два дня он провалялся дома перед ноутбуком, думая о том, что, пожалуй, он на пути к тому, чтобы покатиться по наклонной, как здесь говорили. Он не смог завести друзей, не смог влиться в коллектив, не смог полюбить Москву, а вот теперь перестал ходить на учебу. Кажется, пора было признать, что идея переезда оказалась провальной. Роман понимал, что он в шаге от того, чтобы сообщить отцу о возвращении в Лондон. Вот только станет ли тот его слушать? Отец ведь хотел видеть Романа в Москве, он оплачивал его учебу здесь и мог отказать в оплате учебы там. Роман вдруг окончательно понял, что, несмотря на совершеннолетие, он во всем зависит от отца. В Лондоне это не воспринималось так остро. Может, в силу того, что Роман тогда был моложе, а может, потому что пребывание в школе-пансионе ограждало его от необходимости сталкиваться с финансовыми вопросами. В Москве все было иначе. Здесь Роман узнал стоимость продуктов в супермаркете, бензина, электричества, отопления, услуг парикмахера и еще кучи всего. Ему сложно было оценить, насколько дорого проживание в Москве по сравнению с Лондоном, но он понимал, что такая жизнь, как у него, по карману немногим. В том числе и ему самому, реши вдруг отец урезать его в деньгах.

В пятницу Роман поборол малодушное желание продлить больничный и все-таки пошел на учебу. Юла, к его удивлению, поздоровалась и говорила с ним как ни в чем не бывало. Это, пожалуй, было хорошо, потому что Роман не хотел выяснения отношений. Он вправду ужинал с Машей, тем самым обманув Юлу, он вправду пусть мысленно, но назвал Машу красивой, а это тоже было сродни измене. Наверное. К тому же Роман не мог врать себе. Он думал о Маше непростительно много. Вероятно, Юла это чувствовала и, пожалуй, имела право на месть. Это было некрасиво, но Роман ведь не мог всерьез ожидать красивых поступков от обиженной девушки?

В игнорировании Волкова появилось что-то новое. Маша демонстративно поздоровалась, из чего Роман сделал вывод, что за два дня его отсутствия ситуация кардинально не изменилась.

После лекций Юла поймала его в пустом коридоре и неожиданно поцеловала. Пока они целовались, в голове Романа крутились мысли о том, что незакрытые гештальты приводят в итоге к проблемам, но целоваться с Юлой по-прежнему было классно, поэтому он решил отложить размышления на потом. Он проводил ее до машины, передал с рук на руки Петру Сергеевичу, который должен был отвезти Юлу на встречу с отцом, и искренне ей посочувствовал, поскольку эти встречи всегда ее расстраивали.