Многогранники

Дальше реальность вновь воспринималась Романом обрывками. Пока они тщетно пытались вскрыть «форд», чтобы достать Ляльку, он не чувствовал совсем ничего: ни страха, ни отчаяния. Просто пытался взломать чертов багажник, чтобы можно было пробраться в салон. Когда мужчины стали убегать, крича, что машина вот-вот рванет, Роману почему-то даже в голову не пришло побежать за ними. Вместо этого его наконец осенило разбить стекло. К счастью, рядом валялся здоровый камень. Поначалу Роман хотел его бросить в окно, но вовремя сообразил, что камень может угодить в Ляльку. Тогда он с силой ударил им по стеклу, мимолетно отметив, что с детства хотел разбить какое-нибудь окно, но повода не было.

Страшно ему стало уже в машине. Из-за дыма в салоне было плохо видно, и Роман впервые за день испугался до липкого пота, когда понял, что Лялька могла к этому времени задохнуться. Он нащупал ее плечо, провел рукой до ремня безопасности и, отстегнув его, еле успел подхватить завалившуюся на бок Ляльку. Обхватив ее поперек туловища, Роман понял, что ее руки связаны. Шок оттого, что кто-то мог так поступить с беззащитным ребенком, быстро сменился яростью, и это пришлось как нельзя кстати, потому что только чистая ярость помогла ему найти в себе силы оторвать Ляльку от сиденья и подтащить к разбитому окну. Он чувствовал, что кто-то тянет его за ремень джинсов, и это тоже было кстати, потому что давало понять: они с Лялькой не одни, их вытащат.

Расстегнутая куртка зацепилась за что-то внутри салона, и стало ясно, что быстро выбраться не получится. Роман подтянул Ляльку как можно ближе к окну, хотел крикнуть, чтобы ему помогли, но вместо этого закашлялся, глотнув дыма. К счастью, Ляльку кто-то схватил и потянул из его рук. Сам Роман все еще был наполовину в машине, поэтому ему пришлось изогнуться так, что хрустнула поясница, ведь выпустить Ляльку, не убедившись, что ее крепко держат, он не мог. Кожаная куртка защитила от торчавших осколков бок и спину, кисти же обожгло болью, но руки Роман разжал, только когда Лялька оказалась снаружи.

Эти несколько секунд растянулись в сознании до бесконечности. Романа даже успело накрыть непередаваемым облегчением, потому что все, кажется, закончилось. Вот только выбраться из машины вслед за Лялькой не вышло: не пускала куртка. Роман вылез из окна, насколько смог, и стал ее стаскивать, но левая манжета зацепилась за браслет часов. Именно в этот момент Роман осознал, что все это по-настоящему, что машина горит и бензин может вполне реально взорваться.

Дрожащими руками Роман попытался расстегнуть кнопку, но мокрые от пота и крови пальцы все время соскальзывали. Его легкие разрывало кашлем, а внутри, как цунами, поднималась паника, смывавшая остатки хладнокровия и здравого смысла. Ему не выбраться отсюда. Это конец!

Вдруг рядом с ним возник Волков, который — Роман сам видел — успел убежать вслед за мужиком, унесшим Ляльку. Волков за долю секунды расстегнул кнопку на манжете и сдернул куртку с руки Романа. Роман подумал о документах и мобильном, которые остались в ее кармане, но Волков схватил его за плечи и, ткнувшись лбом в висок Романа, то ли прошептал, то ли прокричал:

— Уходим.

Их схватили за шивороты и поволокли по насыпи. Ноги скользили, но кто-то тащил их вверх, и Роман, у которого вдруг разом закончились силы, был благодарен.

Волков тут же умчался, Роман даже не успел его поблагодарить. Очень хотелось сесть на землю и закрыть лицо руками, но он понимал, что, сделай он так, подняться потом не сможет. Порезы на руках щипало, бок, которым его вдавили в край оконного проема, пока вытаскивали из машины Ляльку, тупо ныл, а еще ему стоило бы снять линзы, потому что раздраженные дымом глаза нещадно жгло. Но сил хватало лишь на то, чтобы удерживать тело в вертикальном положении. Пытаясь унять скачущее в горле сердце, он стоял на обочине, на безопасном расстоянии от «форда», и смотрел, как тот горит. Это было совсем не так, как показывают в фильмах. Страшнее.