Много шума из–за церкви…

Игорь Стравинский как–то написал произведение, в котором была очень сложная партия скрипки. После нескольких недель репетиций солист подошел к Стравинскому и сказал, что не может это сыграть. Он старался изо всех сил, но партия была слишком замысловатой, можно даже сказать, невозможной для исполнения. Стравинский ответил: «Я понимаю. Мне от вас нужен лишь звук скрипки, пытающейся исполнить эту партию». Нечто подобное, вероятно, представлял Себе и Бог, думая о церкви.

Эрл Палмер, пастор, защищавший церковь от нападок критиков, рассказывал, что они говорили, что в церкви полно лицемеров, церковь преследуют неудачи, церковь не похожа на новозаветную модель. Палмер ответил очень живо:

— Когда школьный оркестр пытается сыграть Девятую симфонию Бетховена, результат всегда отвратительный. Я не удивлюсь, если во время каждого такого исполнения старый Людвиг переворачивается в гробу, несмотря на свою глухоту. Вы спросите: «Зачем же стараться? Зачем взваливать на бедных ребятишек непосильное бремя исполнения бессмертной Бетховенской симфонии?». Даже Чикагский симфонический оркестр не может исполнить ее идеально!

Отвечу так: благодаря игре школьного оркестра некоторые слушатели в первый и единственный раз в жизни узнают, что Бетховен написал великую Девятую симфонию. Их игра далека от совершенства, тем не менее для них это единственный шанс услышать бетховенский шедевр.

Всякий раз, когда я начинаю испытывать какое–либо недовольство на богослужении, мне вспоминается сравнение Эрла Палмера. Возможно, нам никогда не удастся сыграть свою партию так, как написал ее Великий Композитор, но только благодаря нашему исполнению эти звуки может услышать хоть кто–нибудь на земле.

Послесловие: Похвала честности

В. Ковалюк

Похвальное ли чувство — благоговение? Пожалуй, да. Похвальное… если только оно не превращает живое в мертвое. Оно похвально, если животворит, а не убивает.

Давайте будем до конца честны и подумаем, не превращаем ли мы порой своим благоговением Библию в «долину сухих костей». Не забываем ли мы о том, что она населена людьми, сделанными из плоти и крови? Такими же, какими населены наши церкви…

Долгое время я видел в апостолах небожителей. Я искал в них небесное и отказывался видеть земное. Но вдруг что–то произошло. Читая в очередной раз Евангелия, я увидел и услышал людей.

Раньше мне казалось, что апостолы даже разговаривали не как обычные люди, а очень по–духовному, по «синодальному»:

— О, возлюбленный брат Петр, закончил ли ты свое второе послание?

— Нет, драгоценный брат Павел. Вот когда ты допишешь свою первую эпистолу коринфянам, тогда и я завершу свою…

Почти как пелось в знаменитой рок–опере «Иисус Христос — суперзвезда»: «Вот, пойдем, засядем за Евангелия…»

Апостолы казались мне недосягаемым идеалом христианской святости, пока… пока я не натолкнулся на строки Павла:

«… а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое».

Как он — святой — мог такое написать? Вдруг в голосе его зазвучала обида — простая, чисто человеческая:

«Не Апостол ли я? Не свободен ли я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего ? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостольства — вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня».

Я увидел, как негладко складывались отношения между апостолами: