Много шума из никогда

Легкое тело рыжей девчонки перекатилось поверх, задевая Даньку по плечу — сизая исцарапанная коленка мелькнула возле самого носа. Данька отдернул голову — и увидел, что палица уже занесена в воздух — широкий расперенный набалдашник булавы падучей звездой вспыхнул над ним…

Он понял, что через секунду Палица недрогнувшей рукой опустит на Данькину голову веский конец своей булавы, легко и мигом дробя серебряной гирей кости черепа. Данила не хотел убивать породистого бультерьера Палицу. Поэтому, отпуская в краткий полет с окровавленной ладони узкое заостренное перо железного ворона, он засомневался в себе. Поэтому тонкая бритва пера вонзилась не точно в горло, как это происходило ранее с пугающим постоянством. Острый предмет вильнул в воздухе и ушел ниже, впиваясь под ключицу, — бультерьер по-детски охнул, и тяжкая палица сорвалась с фатальной траектории удара. Когда рыжая сестричка, перекатившись раза три по полу, вскочила на ноги, готовясь к новой атаке — на этот раз на своего бывшего начальника, — начальник уже лежал на полу, хрипя и мотая белобрысой головой.

— Братец! — Она метнулась к куче переплетенных тел на полу, с усилием стащила с Даньки тело бесчувственного детины и вцепилась в рубаху, ожесточенно расталкивая: — Братец, скажи хоть слово! Ты живой? Ты цел? Ха-ха-ха, вижу-вижу, что живой! Вставай — бежим-бежим отсюда! На дворе полно дружинников, не ровен час кто в дом зайдет! Ну, вставай, не притворяйся!

— Ха-ха, видишь? Я обещала, что тебя спасу, и спасла. Я умница! — Пыхтя и скользя босыми пятками по полу, она подтащила Даньку к лавке. — Правда, я ловко его завалила? Я умница. А ты ленивый — вставай наконец на ноги, мне же тяжело тебя тащить!

— Люди… Там еще люди в подполе. Старик и девка, — прошептал Данька в огненный ворох волос, прильнувший к лицу, когда сестра, цепко ухватив под мышки, волокла его к скамье.

— Ах! Еще двое наших? — Девка подскочила на месте. — Как же мы уйдем отсюда вчетвером — ты нездоров, еще какой-то старик и девка! Они небось и в седле не усидят!

Едва закончив фразу, обернулась и серым комочком изорванных тряпок подскочила к люку в подполье — тряхнув из-под парика золотистым хвостом, исчезла внизу. Вскоре Данька услышал сосредоточенное пыхтенье Посуха — из люка показалось его побагровевшее лицо с блестящей плешью в обрамлении седых локонов на висках. Бормоча вполголоса и отплевываясь, старик приблизился, задорно глянул на Даньку — но не сказал ничего. Замер, сосредоточенно выбирая из бороды соринки. Спустя какое-то время и светлая головка Бусти высунулась наружу из провала в подпол — следом по ступенькам карабкалась рыжая сестрица, нетерпеливо подталкивая Бустю снизу в мягкий неповоротливый зад.

— Живей-живей! Бежим-бежим! — заторопилась она и запрыгала по комнате из угла в угол, собирая в кучу на столе ворох какого-то оружия и дорожного скарба. — Я выйду на двор, соберу лошадей, подгоню под крыльцо. Заприте за мной дверь и никому не открывайте, никому-никому! Я пролезу в окно… Ах! — Она выглянула наружу сквозь щель между ставнями и всплеснула руками: — Они забрали всех лошадей, осталось только два тощеньких жеребца! Видать, Кречет увел часть дружинников верхами в погоню за Одинок-ханом… что же делать? Мы не сядем вчетвером на двоих коней, кони пойдут слишком тихо! Мы не сможем ускакать от погони!

— Поезжайте вы с Посухом, а я останусь с дядькой Данилой! — холодно проговорила Бустя. — Мы закроем дверь, и я буду его лечить. Он отдохнет немножко и всех убьет!

— Мне… надо ехать обратно к Михайлиной избушке. — Данька скрипнул зубами и поднялся с лавки, упираясь побелевшими пальцами в стену. — Встретить Колокира и получить Стати. Здесь нельзя задерживаться…

— Братец! Осторожно, ты еще слабенький! — Рыжая девка подскочила и вцепилась в плечо, подпирая Данькино тело к стене. — Я пойду с тобой. Я дам тебе мои обноски и измажу глиной, тебя никто не узнает… Снаружи уже стемнело — может быть, нас не поймают. Девочка, скажи — много людей на дворе?

— Три… нет, пять… — Бустя просунула носик в щель между ставнями. — На дворе темно, плохо видать. Ах, вот еще один — страшный, с топором!

— Ой… плохо-плохо. Четверым нипочем не выбраться. — Сестрица повесила голову.

— Я могу вывести одного человека, — сказал Посух.

— Что? — Данька не расслышал.

— Что-что… Могу вывести отсюда одного человека — любого.

— Чтоб дружинники не заметили? Как ты это сделаешь?

— А вот сделаю! — Старик расправил на груди бороду. — Умею я, понятно? Возьмем и выйдем, и не приметит никто.

— Так идите вдвоем с братцем! — радостно блеснули серые глазки из-под грязного парика. — Вы, дедушка, такой расчудесный умница — коли не шутите! Берите братца — и прочь! А мы с девочкой как-нибудь потом…

— Так, тихо… — Данька набрал в грудь воздуха и сказал окончательно: — Деда Посух, забирайте Бустю и ступайте к себе на пасеку. Мы с Рутой будем выбираться своими силами — как раз пара лошадей на двоих.