Читаем Мне скучно без Довлатова полностью

Десять лет ушло — как не бывало,десять лет, как нас перемололо.Но ты стала несравненно лучше,несравненно — разве в этом дело?Вышло все — и все не получилось,все как надо — но нельзя однаждыжизнь принять, как праздничный подарок…Может, впрочем, я и ошибаюсь.Ну, а сам я? Да, меня как будтопопусту ничем не одарили.Может быть, наоборот, и этотоже дьявольские выкрутасы.Ах, как надо, чтобы хоть единыйраз явился Санта-Клаус,вывалил мешок, гремя в прихожей,а в мешке все ваши сновиденья.Неужели вот он, Санта-Клаус?Далеко еще до Рождества-то.Это господин другой породы —чертик из пружинной табакерки.Но пора, уже пора обратно.Подошли официанты дружно,словно родичей в дорогу провожают.Собирают толстые пакеты.— Ты поедешь? — говорит мне главный.— Не могу, на дачу мне вернуться надо обязательно. —Вот жалко, ведь недолго будетбелофинский свет наш, посидеть в такие ночи любо.— Нет, увы, — ответил я со вздохом,вспоминая скучную каморкув общежитии писательском убогом.Как бывает в срочный миг отъезда,все рассыпались. Хозяин ресторанаутащил куда-то господина нашего,дружки пошли по пляжу прогуляться.Мы вдвоем остались.Д. Бобышев и Е. Рейн— Где теперь увидимся? — спросил я. —Где теперь, через какие годы?— Ну, теперь, — она ответила, — не фокус,хоть сегодня, завтра, послезавтра.Только для чего? Ведь все, что былодесять лет назад, — все было правдой,только мне она не по карману.Был бы ты бродяга, неудачник,я бы думала: тебя я погубила;был бы ты деляга, вроде мужа моего,вышло бы — я приз переходящий.А теперь мне хочется покоя,я за десять лет его дождалась.— Ну, а я вот нет. Ведь все на свете,все, что я придумал, пересилил…ведь за всем одно воспоминанье:предвечерье мутное в июле,и стоим мы на соседнем пляже,надо нам спешить на электричку,надо нам решить, чего мы стоим.До сих пор я все это решаю,как решу, так и покончу с этим. —И тогда она сухую горсткумелкого песка взяла со взморьяи вложила мне в ладонь.Что значил этот жест,никак мне не дознаться.Тут подъехал их автомобильчик,погудел нетерпеливо, нервно,отзывая компаньонов с пляжа,и через минуту он рванулся.Вынул зажигалку, закурил я,и она сыграла буги-вуги.То, что мы отплясывали буйновперемежку с танцем па-де-катром.1987–1992<p>РОЗОВАЯ МУЖСКАЯ ЗАМШЕВАЯ СУМКА</p>

Это случилось летом 89-го года. В Амстердаме на барахолке Ватерлоо я приторговал себе сумку. Она была очень не новая, но и давал я всего два гульдена. Хозяин лавочки старый еврей сумку мне продал, но моя цена разгневала его. Отдавая сумку, он сказал что-то рассерженное, невразумительное на непонятном мне языке. Мне даже показалось приблизительно так: «Бери, уходи, и будь ты проклят».

Я положил в сумку очки, паспорт, авиабилет до Москвы, последние 30 долларов, блокнот со стихами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии